1. Исторические особенности периода.
2. Тема «пророческого” предназначения поэта.
3. Взаимоотношения поэта и общества в лирике.
Как известно, 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге произошло восстание декабристов, которое было подавлено правительственными войсками. Незадолго до восстания скончался император Александр I, и на престол взошел его брат Николай. А. С. Пушкин в это время находился в ссылке в селе Михайловском. Воцарение нового императора, с одной стороны, внушило поэту надежду на возвращение из ссылки, с другой же, Пушкин сочувствовал декабристам, со многими из которых находился в дружеских отношениях. Хорошо известны были вольнолюбивые стихи писателя, которые легко можно было истолковать в духе декабристских идей, так что положение поэта оставалось весьма неопределенным до осени 1826 года, когда состоялась личная беседа с царем. Николай I, который высоко оценил творческий гений Пушкина, взял на себе цензуру произведений поэта. Естественно в ответ Пушкин обязался проявлять определенную сдержанность по отношению к новой власти. Однако Пушкин не отказался от сочувственного отношения к декабристам, наоборот, он надеялся, что благожелательность монарха к его творчеству поможет облегчить участь друзей.
Особенности пушкинской общественной позиции в этот период времени привели к интересному явлению в его творчестве, а именно: стихотворения, проникнутые духом гражданственности, соседствуют со стихами, в которых поэт провозглашает свободу творчества от злободневных тем. Остановимся на некоторых стихотворениях 1826— 1831 годов, посвященных теме предназначения поэта, его взаимоотношений с обществом. Пожалуй, одним из самых известных стихотворений Пушкина является «Пророк», который был написан 8 сентября 1826 года по пути из Михайловского в Москву, то есть непосредственно накануне аудиенции у императора Николая I.
Основой сюжета «Пророка» стали мотивы Ветхого Завета (из книги пророка Исайи). Однако библейские образы в интерпретации Пушкина обрели новое звучание. «Духовная жажда», которую испытывает лирический герой стихотворения, «пустыня» и «перепутье» — не символическое ли это обозначение собственных сомнений и поисков? А ведь известно, что сомнения духовного характера были весьма значимыми в жизни Пушкина: в разные периоды жизни менялось его отношение к Богу и религии, что нашло отражение и в творчестве поэта. «Шестикрылый серафим», посланный Богом, вносит в мировосприятие лирического героя преобразования, которые Пушкин также описывает, используя символические образы. Эта подготовка к пророческому служению лирического героя играет важную роль в понимании сущности поэзии. Сам по себе, без благословения и дара свыше, человек не способен преодолеть привычные границы восприятия действительности. Он лишь может смутно томиться «духовной жаждой» истины, но его язык остается «празднословным и лукавым». Мотив страдания, звучащий в стихотворении («и вырвал грешный мой язык», «и он мне грудь рассек мечом»), также не случаен. Автор стремится подчеркнуть, что пророк и поэт, предназначение которого родственно пророческому, обретают силу для своего служения после того, как пройдут через определенные испытания. Однако главным в служении поэта и пророка остается божественное призвание, без которого они «как труп в пустыне». «Бога глас» дает своему избраннику недвусмысленное задание: Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Итак, общественное служение является прямым исполнением воли Бога, то есть главной задачей поэта, в данном стихотворении облеченного в библейские одеяния ветхозаветного пророка.
Идея общественного служения проявилась в поступке Пушкина, отправившего декабристам стихотворение «Во глубине сибирских руд…», в котором поэт выражает сочувствие не только печальной судьбе декабристов, но и их оборвавшимся начинаниям. Стихотворение «Арион» (1827), в основу которого лег сильно измененный древнегреческий миф о певце, спасенном дельфинами, связано, по мнению литературоведов, с судьбой декабристов и самого Пушкина. То, что Арион находился вместе с корабельщиками и пел им, указывает на определенную общность взглядов Пушкина и декабристов, а также на вольнолюбивую лирику поэта, в которой нашли отражение эти взгляды. Гибель корабельщиков и спасение Ариона, по сути, являются символической интерпретацией реальных событий. О верности спасшегося певцам прежним идеалам свидетельствует следующая фраза: «Я гимны прежние пою». Таким образом, мы видим, что в «Арионе» Пушкин продолжает и развивает тему общественного служения поэта.
Но постепенно в лирике Пушкина начинают звучать иные мотивы: идеал общественного служения уступает место пониманию поэзии как служения более высокого порядка, обращенного к вдохновляющему певца божеству. В стихотворении «Поэт» («Пока не требует поэта…», 1827) повторяются перекликающиеся с «Пророком» мотивы божественного озарения, без которого поэт — ничто. В этом же стихотворении явственно звучит противопоставление поэта и общества:
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы…
Это противопоставление достигает апогея в стихотворении «Поэт и толпа» (1828), построенном в форме диалога поэта и народа. Первоначальное название стихотворения звучало резко и презрительно — «Чернь». Лишь много позднее Пушкин заменил это название. Однако противопоставление озаренного божественным светом поэта и «тупой черни» не утратило своей остроты. Здесь уже нет и в помине наказа Бога: «глаголом жги сердца людей». Раздраженно и презрительно Поэт — герой стихотворения Пушкина, заявляет народу, «черни», требующей, чтобы он использовал божественный дар на исправление общественных пороков:
Подите прочь — какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Одновременно в стихотворении «Поэт и толпа» мощно звучит тема жреческого служения поэта. Деятельность по просвещению и облагораживанию народа сравнивается с подметанием улиц — и то, и другое, несомненно, полезны и нужны. Но разве в этом задача жреца? Пушкин делает логический вывод — ценность поэзии не в ее практической полезности, а в ее неземном источнике, озаряющем жизнь немеркнущим светом:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Идея служения «чистому искусству» повторяется, хоть и в не столь резкой форме, в стихотворении «Поэту» (1830). Пушкин провозглашает такие ценности, как свобода творчества и независимость от мнения толпы, одновременно отмечая одиночество поэта в мире. Однако это одиночество приравнивается к положению царя, «помазанника Бо-жия», таким образом, расценивается не столько как изгнание из общества (мотив, который прозвучит в «Пророке» М. Ю. Лермонтова), сколько как исключительность самодостаточной личности.
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Именно так видит Пушкин взаимоотношения поэта и общества в 1830 году.