Баллада (от фр. — плясать) первоначально возникла в народном творчестве и представляла собой плясовую песню обычно любовного содержания. Надо сказать, что эстетические принципы этого жанра складываются уже в средние века.
— О, где ты был, мой старый друг,
Семь долгих, долгих лет?
(«Демон-любовник» — народн. бал.)
Мотив странничества и вечного пути, как в этой жизни, так и в той, путь к которой лежит через смерть, и мотив сна, недолгой смерти, откровения из мира иного:
Моя милая Леди, мне снился сон,
Не к добру этот сон, не к любви… —
(«Прекрасная Маргарет и милый Вильям» — народн. бал.)
определили веру в двоемирие. Житейская реальность есть только «отблеск искаженный» (Вл. Соловьев), слабая тень Высшего и Прекрасного мира. Отсюда рождается мотив невозможности счастья на земле, который проходит рефреном почти через все баллады.
Второе рождение баллада получает у романтиков. Это было обусловлено прежде всего тем, что идейная направленность этого жанра была близка эстетике романтизма и что обращение к ней само по себе содержало протест против классицизма (так как определилось отношением к человеку как к личности и обращением к его внутреннему миру). Вырвавшись из-под гнета общества, лирический герой удаляется в свой мир, свои мечты (вновь мотив пути), «стремится от предела к Запредельному и Беспредельному» (Бальмонт).
Чертог светился, а внутри
Я в нем увидел мир иной:
Была там маленькая ночь
С чудесной маленькой луной.
(Уильям Блейк. «Хрустальный чертог»)
Причем единственным чувством, соединяющим два мира и заставляющим человека стать Человеком, становится любовь.
Я знаю, что червяк под глыбой дерна,
Любя, в своей любви, как Бог, велик.
( Шелли )
Романтики переосмысливают народный сюжет, превращая его в философскую притчу о добре и зле. В сущности, романтическая баллада представляет собой сюжетное стихотворение о роковой судьбе. Причем западная баллада тематически делится на героическую (Стивенсон «Вересковый мед», Гартман «Белое покрывало»), историческую (Цедлиц «Воздушный корабль») и, конечно, любовную.
Возникновение русской литературной баллады связано с именем В. А. Жуковского. Именно ему русская культура обязана знакомством со многими балладами западных поэтов: Гете «Лесной царь», Шиллер «Кубок», «Перчатка», «Рыцарь Гогенбург», Уланд «Братоубийца», «Старый рыцарь», Маллет «Эльвина и Эдвин», Саути «Суд Божий над Епископом», «Варвик», В. Скотт «Замок Смальгольм, или Иванов вечер», Бюргер «Ленора» («Людмила») — это лишь некоторые из них.
Но между тем сам Жуковский писал: «У меня все чужое и по поводу чужого, но все равно — все свет». Действительно, передавая в целом сюжет, поэт создает «равновеликие вещи». Вся его поэзия очень автобиографична. Жуковский выводит на первый план не просто личность, рассказывает не только страшную историю с потайным смыслом и предопределенным концом, но его герои вольны сами творить свою судьбу, они имеют право выбора, рок у Жуковского приобретает новое звучание, он не настигает героев внезапно, но, напротив, действует согласно их воле. Поэтому столь различна судьба Людмилы и Светланы в одноименных балладах.
«Где мой милый? Что с тобой? — вопрошает Людмила. «Где, в какой ты стороне, где твоя обитель?» — вторит ей Светлана.
Вновь возникает мотив дороги, пути, а следовательно, и перемен. И такие перемены ждут обеих героинь.
«Все погибло, друга нет…»
«Все прости, всему конец!» — восклицает Людмила, отказываясь от веры в двоемирие.
«Гроб, раскройся, полно жить!» — выбирает она, и Бог не наказывает ее (согласно словам матери), но дает ей то, что она просила. Интересна кольцевая композиция баллады: завязка и развязка повторяют друг друга.
Твой услышал стон Творец;
Час твой бил, настал конец.
Жуковский поднимает не только морально-этические вопросы, но затрагивает и более глубокие философские проблемы: обе эти баллады есть реминисценция евангельской фразы:
«Каждому будет дано по вере его».
Поэтому все, что происходит со Светланой, не отказавшейся ве-
рить, оказывается лишь страшным сном. Интересно, что фольклорные мотивы гаданий и пейзаж начала русской зимы («снег») придают балладе «Светлана» народный колорит.
Рассмотрим еще одну балладу Жуковского, «Теон и Эсхин». Повествование вновь построено на противопоставлении двух взглядов на жизнь и несчастье. Мотив разлуки вновь пронизывает все произведение. Вообще Жуковского можно назвать певцом утрат. Вера в будущее счастье и воспоминания о прошлом освещали всю его жизнь, а значит, и творчество, ведь для него «жизнь и поэзия — одно». «Мне милее всего вчера», — напишет Жуковский в своем дневнике. Поэтому, можно сказать, что Теон и есть alter ego автора. В увядшей же душе Эсхина «скука сменила надежду».
Таким образом, «центром вселенной» становится личность и ее восприятие мира. Неверие порождает душевный хаос и ведет к познанию «древа добра и зла», то есть, по Жуковскому, выбор нравственного пути — в руках самого человека. Причем сам поэт (вспомним о личностной окраске его произведений) всегда старался сделать этот выбор в сторону добра, поэтому-то русский романтизм, в отличие от западного, не есть мрачное разочарование с глубоко пессимистичной окраской, но, напротив, это всегда оптимистическая вера,
Что лучшее в жизни еще впереди,
Что верно желанное будет.
Интересен мотив неразделенной, несчастной любви в балладах Жуковского. Как уже было сказано, тема любви традиционна для жанра баллады. Уже в народных балладах проявляется образ «Прекрасной Дамы» и идеал служения ей. Причем «Прекрасная Дама» у Жуковского и есть воплощение «великого чувства». «Ею полонен», — пишет Жуковский, намеренно выделяя курсивом слово «ею». «Возлюбленная» превращается у него в «дух», наполняющий весь мир, поэтому она не может умереть или исчезнуть для «влюбленного». Так, в балладе «Рыцарь Тогенбург» рыцарь находит счастье в том, чтобы
…дождаться, чтоб у милой
Стукнуло окно.
Именно с балладами Жуковского в русскую литературу входит традиция особого отношения к женщине, что было обусловлено на русской почве почитанием Богородицы (продолжат эту тему Пушкин, Вл. Соловьев, Брюсов, Блок…). Сама же концепция восприятия любви признает любовь земную, но лишь как слабый отголосок Великой, Небесной. А истинная Любовь, как и счастье, для возвышенной души на земле невозможна. Именно поэтому Минвана и Арминий-певец соединяются лишь после смерти. Свободное, вселенское чувство становится вечным для двух теней.
Мы будем любить, позабывши о времени,
Любить и любить — до светопреставления.
(«У окна сидела принцесса-красавица» — народн. бал.)
Причем любовь у Жуковского всегда уходит за пределы реальности, в мир сюрреального и абстрактного, разделяя жизнь в сознании человека на два мира. Противопоставить действительное и мистическое помогают фантастические ситуации. (Продолжит эту тему Булгаков в романе «Мастер и Маргарита».)
Так, в общей концепции переводной баллады Жуковского «Лесной царь» реальное находится в конфликте с мистическим, неведомым. Все произведение строится на диалоге младенца и старика, отца и сына. Ребенок способен воспринимать потусторонний мир, оформившийся в его воображении в образ Лесного царя, старик же пытается найти всему материальное объяснение («то ветры седые стоят в стороне», «то ветер, проснувшись, колыхнул листы»…). И именно за это неверие он и наказан — ребенок умирает.
Но у Жуковского мистично и «Здесь», ибо оно есть преддверие «очарованного Там» и освещено его незримым светом. Поэтому столь таинственны и страшны картины природы. Это почти всегда ночь, «хладная мгла», «дремучие сени» лесов, «зыбкие воды» и непременная спутница разлук — луна. Пейзажи его очень символичны. Общий же и целостный образ природы есть сама жизнь. Жуковский рисует состояние природы в самые критические ситуации, что знаменует и состояние человека, находящегося на лоне природы, поэтому-то его пейзаж можно назвать психологическим.
В связи с тем в балладах его помимо основных мотивов (разлуки, одиночества, сна, провидения, иного мира, неразделенной любви) можно выделить и лейтмотивы: образ луны, разъединяющий любящих, звезды, связующей два мира, реки, созвучной с дер- жавинской «рекой времен»…
Особенно заметную роль играет ассоциативное значение слова: например, «тишина» как покой души, «тихий», «тайный» как потусторонний, «вечер» как скорый конец жизни…
Большое внимание Жуковский уделяет размеру стиха. В основном в балладах поэт использует амфибрахий, трехсложный размер, придающий музыкальность повествованию. Причем почти каждая баллада написана своей строфой, что соответствует цели его — раскрыть неповторимую человеческую душу.
Итак, Жуковский не только становится переводчиком западных балладников, но открывает русскую литературную балладу, создает «равновеликие вещи».
В балладах Жуковского герои всегда имеют право выбора, способны сами определить свою судьбу; любовь, главная тема в творчестве поэта, делит жизнь на два мира — «дольний» и «горний», причем конфликт их всегда выражен через образы природы и фантастические ситуации. Цель Жуковского — раскрыть все тайники человеческой мысли и духа. Продолжат традиции Жуковского и Пушкин, и Лермонтов, и Фет, и Федор Сологуб, и Вл. Соловьев, и Брюсов, и Блок…
