«А в наши дни и воздух пахнет смертью…» — строки из четверостишия Б. Пастернака, принадлежащего к циклу «Разрыв»:
Я не держу. Иди, благотвори.
Ступай к другим. Уже написан
Вертер, А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно, что жилы отворить.
Стихотворение это и весь цикл посвящены извечной теме любви, терзающей дуп1и всех поэтов. Однако строки о воздухе, в котором витает смерть, стали для Пастернака, как и для многих талантливых людей того времени, ужасной реальностью. Забвение, гибель, уничтожение грозили всем, кто осмеливался искренне выражать свои мысли. А мысли гениальных людей, согласно какой-то роковой закономерности, всегда оказываются крамолой в глазах государства. Стоит вспомнить крупнейших русских поэтов Пушкина и Лермонтова. В Советском государстве гонения на талантливых людей приняли устрашающий размах, и можно, не боясь ошибиться, утверждать, что было загублено немало одаренных людей, творения которых никогда не увидят свет.
Пастернак, Ахматова, Цветаева писали в сложные для России времена. Те, кто сейчас считается классиками русской литературы XX века, были в тридцатые годы практически преданы анафеме. А ведь они были лучшими представителями интеллигенции — остро чувствующими, стойкими в сопротивлении насилию над словом, впечатлительными и ранимыми. В те времена воздух для них в буквальном смысле «пах смертью». Это были времена, когда многократно печатались и переиздавались произведения людей, имена которых ныне забыты, людей, приближенных к власти. Те же, кто обладал бесспорным дарованием, в лучшем случае считались третьесортными литераторами, по недосмотру попавшими в советскую литературу.
У Пастернака есть несколько стихотворений, в основном поздних, где он осмыслил и словно заново пережил ужасающую действительность, которой был свидетелем. Эти размышления вылились в несколько очень горьких и болезненных для автора стихотворений («Нобелевская премия», «Душа», «Смерть поэта», «Борису Пильняку», «Клеветникам»). Боль всей страны сливалась с душевными терзаниями поэта, воплощалась в стихи. Так, в стихотворении «Борису Пильняку» явственно чувствуется не только поступь времени, но и личная трагедия. Смерть друга породила протест против всей социальной системы:
Иль я не знаю, что в потемки тычась,
Вовек не вышла б к свету темнота,
И я — урод, и счастье сотен тысяч
Не блшсе мне пустого счастья ста?
Но самое сокровенное стихотворение, порожденное ужасом тоталитарного государства — «Душа», написанная в 1956 году. Начинается оно словами:
Душа моя, печальница
О всех в кругу моем!
Ты стала усыпальницей
Замученных живьем.
Пастернак пропускает через свое сердце общенародную трагедию. Его душа как будто воплотила души всех людей, загубленных Советским государством. Главное для поэта — невозможность молчать. Оплакивать судьбы ушедших — его святой долг.
У Цветаевой также много горьких, отчаянных стихов. Она, как все без исключения ее современники, была жертвой режима. О тех, кто правил в то время страной, рождались гневные строки:
С жиру лопающиеся: жир — их «лоск»,
Что не только что масло едят, а мозг
Наш — в поэмах, в сонатах, в сводах:
Людоеды в парижских модах!
В ту пору Цветаевой было написано стихотворение — «Поэт и царь». В нем звучат слова:
Кого ж это так — точно воры вора
Пристреленного выносили?
Изменника? Нет. С проходного двора —
Умнейшего мужа России.
Эти слова, сказанные о похоронах Пушкина, можно было бы распространить на всю советскую действительность. Только страной правил не царь Николай I, а Сталин. И хоронить приходилось не одного поэта, а очень и очень многих. Всех «умнейших мужей» выносили с проходного двора; самых честных, самых умных, самых достойных расстреливали и ссылали в лагеря. Имена стирались из всех списков, кроме расстрельных; произведения уничтожались.
Цветаева как губка впитала в себя всю боль того времени. Она испила всю чашу до дна: была в эмиграции, пережила гибель близких людей, ушла из жизни, не видя больше возможности жить, после смерти ее творчество замалчивалось и лишь недавно стало известно широкому кругу читателей. Она в полной мере разделила с Родиной ее трагическую судьбу.
Но, пожалуй, глубже и Пастернака, и Цветаевой почувствовала «дыхание смерти» Анна Ахматова. Об этом — многие стихи и самое значительное ее творение — «Реквием». Поэма не надуманная, но пережитая, выстраданная. Скорбь Ахматовой, ее мужество, ее гордость породили огромный творческий взлет, и она создала произведение, которое вобрало в себя не только ее собственное, но страдание целого народа. Уже две первые поэтические строки оказывают поразительное по силе эмоциональное воздействие:
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река…
Горе — сильнее, чем силы природы. Как еще точнее было выразить его? Ахматова высказала то, чего не умел и не решался высказать никто. «Реквием» стал важнейшим событием в литературе тридцатых годов, в той литературе, которая была задавлена и обречена на молчание, но продолжала существовать наперекор террору и гибели.
Пастернак, Цветаева, Ахматова, Булгаков, Бунин, Мандельштам — многие из этих имен лишь недавно появились на обложках книг. Они рождались в то время, когда «воздух пах смертью». Если бы не решимость людей, носящих эти имена, мы, возможно, никогда не узнали бы правду о том страшном времени тотального террора и совершенно точно лишились бы той части нашей литературы, которая сейчас кажется такой естественной и носит название «поэзия Серебряного века». Если произведения этих авторов пережили столь страшные времена, то можно с уверенностью сказать, что они сохранятся в нашей и в мировой литературе на долгие века.