Шел 1907 год. Это была пора политической реакции после поражения революции 1905 года, когда, как писал В. Г. Коро¬ленко, «историческая Россия встречалась с Россией будущей, и обе измеряли друг друга тревожными, пытливыми, ожидаю¬щими взглядами». Это было время, когда крестьяне громили помещичьи усадьбы, подданные восставали против господ, ре¬волюционеры устраивали покушения на государственных чи¬новников.
В ответ на это правительство учредило военно-полевые суды, которые, как правило, приговаривали подсудимых к смертной казни через повешение (позднее эти казни были на¬званы «столыпинскими галстуками»). Гражданских лиц суди¬ли по законам военного времени, не предоставляя им защит¬ников. Но и это не успокоило взволнованный народ. Люди снова грабили, уничтожали, убивали.
К 1907 году в каждом городе России была построена висели¬ца. Каждый день газеты сообщали о количестве вынесенных смертных приговоров и о количестве повешенных за один день. И все это происходило в России, «в той России, где народ счи¬тает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни», как писал Лев Толстой. В течение нескольких лет люди жили в стра¬хе, боялись сделать или сказать что-нибудь не так, чтобы не по¬пасть на виселицу.
Тема смертной казни была самым трагическим вопросом для русского общества. Писатели не могли обойти стороной этот вопрос, поэтому выступили с произведениями, в которых про¬тестовали против исполнения смертных приговоров. Л. Н. Тол¬стой в 1908 году написал статью «Не могу молчать!», В. Г. Коро¬ленко опубликовал очерк «Бытовое явление», а Леонид Андреев закончил в 1908 году «Рассказ о семи повешенных», который посвятил Льву Толстому, активному противнику смертной каз¬ни и насилия над человеком вообще.
В основу этого произведения легла газетная публикация о пятерых террористах, которых повесили в конце зимы 1908 года. Персонажи рассказа — это не только революционеры Вернер,
Муся, Таня Ковальчук, Василий Каширин, Сергей Головин, но и простые люди, которые воплощают природное начало. Это Янсон и Цыганок. Андреев рисует героев различного социаль¬ного уровня, но каждый из них занимает в рассказе особое мес¬то, у каждого свой характер и свое отношение к смерти.
«Рассказ о семи повешенных» — это не просто история о людях, приговоренных к виселице. Это подробный анализ их самосознания перед лицом смерти. Каждый из них думает о не¬минуемом конце по-своему. Мужественные Вернер и Муся вы¬носят эту психологическую пытку, а слабые отзываются на все происходящее безумием. Это рассказ о семи повешенных, но к смерти на самом деле приговорен еще один человек — министр. Заговор против него раскрывается, его жизни больше не угро¬жает опасность. Но мысль о том, что его могли убить, не дает ему покоя. Он приходит к выводу, что страшна не сама смерть, а точ¬ное знание того, когда это свершится. Из-за этого с министром ночью случается апоплексический удар.
Рассказ разделен на двенадцать глав, каждая из которых имеет свое название. Название — это та мысль, которая больше всего волнует человека, которая чаще всего повторяется и вок¬руг которой строится сама глава.
Каждая часть посвящена какому-нибудь человеку или како¬му-нибудь событию. Характер персонажа у Андреева раскрыва¬ется не через поступки, а через его мысли, чувства, переживания. Писатель не дает прямых характеристик, но пользуется сравне¬ниями, чтобы создать образ. Янсон и Цыганок постоянно сопо¬ставляются с животными. Цыганок «как-то по-лошадиному вы¬ворачивал белки глаз… и воду пил чуть ли не ведрами, как лошадь, а воздух нюхал, раздувая ноздри». А Янсон сравнива¬ется с легавой собакой.
Революционеры у Андреева наделены чертами революционеров-народников. В их душах горит тот же священный, жерт¬венный огонь. Муся «была… очень бледна… той особой горячей белизной, когда внутри человека как бы зажжен огромный, силь¬ный огонь».
В рассказе последовательно противопоставляются жизнь и смерть. Контраст реального и ирреального, дня и ночи, света и тьмы становится главным изобразительным приемом.
Ночь — олицетворение смерти. Янсон, который раньше ощу¬щал это время суток «просто как темноту», позже начинает по¬нимать ее «таинственную и грозную сущность» и просит, чтобы солнце светило. Днем, при свете огней, министр чувствует себя спокойно, но фонари гаснут, наступает вечер, и все вокруг стано¬вится странным и страшным, откуда-то появляются молчаливые тени, «безгласные души безгласных вещей». Символом смерти является и крепость, где обреченные ожидают казни. Эта черная громада противостоит шумной, деятельной жизни города.
Природа — олицетворение жизни. Все кульминационные сцены рассказа сопровождаются картинами надвигающейся весны: капель, запах свежего воздуха, пение воробьев на мокрых улицах. Даже на суде террористы смотрят в окно, где виднеется ярко-голубое и беспредельное небо. Это кусочек жизни, источ¬ник душевных сил. Но суд заканчивается вечером, когда не¬бо «замутилось, посерело, вдруг стало холодным и зимним». День — это символ жизни. Свет делает фантазию осязаемой.
Финал «Рассказа о семи повешенных» — решающее столкновение жизни и смерти. Приговоренных к смерти везут на ви¬селицу ночью, но сама казнь совершается в тот момент, когда над морем всходит солнце, когда природа оживает. Контраст света и тьмы Андреев использует для усиления психологического напряжения. Это ассоциируется с «Легендой о великом инкви¬зиторе» Достоевского и картиной Ге «Что есть истина?», где доб¬ро противостоит злу.
Для усиления напряжения, для нагнетания атмосферы Анд¬реев использует и другой прием. Автор как бы нанизывает от¬рывочные впечатления или фразы, связывая их друг с другом союзом «и». «И все толкают его на середину. И не за что спря¬таться. И дверь заперта. И светло… Наткнулся на что-то и упал лицом вниз, и тут почувствовал, что она его хватает. И… заво¬пил от ужаса. И когда его… подняли с пола и посадили… и выли¬ли воды на голову, Янсон все еще не решался открыть… глаз». Все это создает картину безнадежности, безысходности. Так ав¬тор заставляет читателя пережить все муки вместе с каждым героем, почувствовать их боль.
Для достижения наибольшего эмоционального воздействия Андреев часто использует повторы: «День был такой обыкновен¬ный, так обыкновенно светило… небо, так обыкновенно звучали… шаги и чей-то деловой разговор, так обыкновенно… пахли щи». Или: «Да ведь это же кукла. Кукла матери. А вот… кукла солдата, а… дома кукла отца, а вот это — кукла Василия Каширина».
В самом начале рассказа автор как бы констатирует факты, и предложения носят информативный характер. Но потом, ког¬да повествование касается мыслей людей, тайны жизни и смер¬ти, на первый рлан выходят абстрактные явления: оживает вре¬мя, медленно ползут часы, тени «хватают, ведут, вешают, дергают за ноги, обрезают веревку, кладут, везут и закапывают». Фанта¬стическое становится реальным.
Все эти приемы Андреев использует, чтобы показать «безу¬мие и ужас» смертной казни. Он считает, что нет ничего страш¬нее этой «кощунственной попытки нарушить законы бытия», при которой «человек ставится в положение, когда он должен мыслить немыслимое», потому что «это покушение на разум всего человечества, он поднимает руку на самого себя, он уни¬чтожает самый смысл человеческого существования».
Думаю, что Андрееву вполне удалось задуманное. Горький назвал «Рассказ о семи повешенных» произведением, которое «в достаточной мере отразило волнения эпохи». Это сближает статью Л. Толстого «Не могу молчать!» с рассказом Андреева. И надо полагать, что именно такие произведения изменили сло¬жившуюся к 1908 году ситуацию в стране к лучшему.
