Михаил Афанасьевич Булгаков — один из величайших русских писателей, сатириков, талант которого, что называется, был дан от бога. Кроме того, он был великий философ и мудрец. Все его произведения буквально пронизаны глубочайшим философским смыслом, который, к великому сожалению, не был понят его современниками. Повести же Булгакова — это предмет особого разговора. Вместе взятые, они ничуть не менее значительное явление, чем лучшие из романов писателя. В каждой из них заключены чрезвычайно важные наблюдения и мысли. Каждая содержит предостережение, которое, будь оно услышано современниками, сыграло бы свою роль ни много ни мало — в истории нашей страны.
Что касается «Собачьего сердца» — эта повесть, написанная в 1925 году, была последней из сатирических повестей писателя, по остроте своей ничуть не уступавшая предыдущим.
Свою позицию, свои взгляды на происходящие вокруг события Булгаков проявлял буквально во всем, в каждой детали описания жизни собаки, профессора и «новых людей», пролетариата. Особенно авторская позиция ярко проявилась в самом сюжете. Так, в основе повести лежит достаточно рискованный эксперимент. Ведь все, что происходило вокруг и именовалось строительством нового общества, социализма, воспринималось Булгаковым именно как эксперимент — огромный по масштабам и более чем опасный в попытках создания нового совершенного общества революционными, то есть не исключающими насилия, методами. К воспитанию теми же методами нового «свободного» человека он относился крайне скептично. Для него это было таким вмешательством в естественный ход вещей, последствия которого могли оказаться плачевными для всех, в том числе и для самих «экспериментаторов». Об этом «Собачье сердце» и предупреждает читателей.
Когда профессор Преображенский в ходе своих научных опытов неожиданно для себя самого получает из собаки человека и затем, делать нечего, пытается воспитать это существо, у него есть основания рассчитывать на успех. Он ведь крупнейший ученый, человек высокой культуры и потомственный приверженец высоких нравственных правил. Но и он терпит поражение. Почему? Отчасти, может быть, потому, что в процесс воспитания из собаки человека вмешивается сама жизнь. Прежде всего в лице Швондера, который норовит немедленно превратить это дитя эксперимента, с его еще собачьими привычками, повадками, в сознательного строителя социализма. Лозунгами его напичкивает. Энгельса дает почитать. Это вчерашнему то Шарику! Конечно, последнее — сатирический выпад писателя против Швондеров — больших и маленьких.
Но дело, по Булгакову, не только в них. Дело еще и в наследственности, чего не учел и сам Преображенский. А наследственность… Задатки бездомного, вечно голодного и унижаемого соединились с задатками уголовника и алкоголика. Так и получился Шариков — существо, по природе своей агрессивно наглое и жестокое. Только одного ему и недоставало: известного революционного посула — «кто был ничем, тот станет всем», — чтобы уже не только Преображенскому, на которого науськивает его Швондер, но и самому Швондеру стала угрожать смертельная опасность. Именно в этом Булгаков видел сущность шариковщины как морального явления в нашей стране. Он хотел показать, что такие люди, как Шариков, могут предать, донести, расстрелять, отказаться не только от своих физических, так сказать, отцов, которым они обязаны своим физическим существованием на этом свете, но и от своих духовных отцов, наставников, старших братьев — партийцев, которым шариковы обязаны своим возникновением как личности, своими мыслями, какими бы то ни было суждениями.
Живучесть шариковщины в ее философии, истинно пролетарской философии, отрицание здравого смысла, философии насилия, которое в этой стране нашла благоприятную почву для своего развития. Сущность же шариковщины как социального явления я вижу в том, что каждый, самый ничтожный, недостойный не только уважения, но и внимания, в прошлом бандит и пьяница, не умеющий даже нормально читать и писать, нахватавшись лозунгов и, следовательно, став пролетарием после 1917 года, уже невольно, по природе своей, не только ненавидит, но вообще не признает всякое маломальское проявление человеческого разума и образованности, не говоря уже о таких светилах науки, как профессор Преображенский, и готов «душить душить» этот «луч света в темном царстве» невежества до конца. Самое же странное то, что в нашей стране, в России того времени (да и сейчас тоже), к величайшему несчастью, почва для шариковых оказалась настолько благоприятной, что они расплодились почище гадов из булгаковских «Роковых яиц».
Шариковы оказались очень стойкими и живучими, так как по сути своей они существа наглые, жестокие, лживые, беспощадные, готовые свою мать продать, на друга донести, отца расстрелять только с той целью, чтобы самим выплыть «на поверхность», то есть захватить власть (не имеет значения, какую — хоть должность «начальника подотдела по уничтожению котов»), утвердиться у кормушки, жить, ничего не делая, получать пайки, не работая.
Что касается художественных приемов Булгакова в передаче всего ужаса, неестественности всей обстановки в стране после 1917 года, то он использует такие сатирические приемы, как гипербола, доходящая до фантастических границ, гротеск, с помощью которых автор высекает розгами как Швондеров, так и самого профессора: «Старый осел… Вот, доктор, что получается, когда исследователь вместо того, чтобы идти параллельно и ощупью с природой, форсирует вопрос и приподымает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с кашей».
Умная история с экспериментом почти идиллична: Преображенский возвращает Шарикова в его исходное состояние, и с тех пор каждый занимается своим делом: профессор — наукой, Шарик — собачьей службой хозяину. В жизни же все оказалось куда мрачней и печальней: шариковы распространились, найдя благодатную почву в этой стране, и уже они, говоря словами Полиграфа Полиграфыча, «душили душили».
