Михаил Булгаков писал свою главную книгу «Мастер и Маргарита» в общей сложности более 10 лет. Одновременно с написанием романа шла работа над пьесами, инсценировками, либретто, но этот роман был книгой, с которой он не в силах был расстаться, — роман-судьба, роман-завещание.
Роман вобрал в себя почти весь опыт Булгакова, накопленный в течение жизни. В него вошли мотивы, знакомые по прежним произведениям. Это и московский быт, запечатленный в очерках «Накануне», и сатирическая мистика, опробованная в повестях 20-х годов, и тема неспокойной совести, отраженная в романе «Белая гвардия», и драма гонимого художника, развернутая в «Мольере», пьесе о Пушкине и «Театральном романе»… Картина жизни незнакомого восточного города, запечатленного в «Беге», подготовила описание Ершалаима. А сам способ перемещения во времени — назад, к первому веку истории христианства, и вперед, к утопической грезе «покоя», напоминал о сюжетах «Блаженства» и «Ивана Васильевича»…
О романе Булгакова исследователями разных стран написано очень много и еще, наверное, немало будет написано. Среди толкователей книги есть и такие, которые склонны были читать ее как зашифрованный политический трактат: в фигуре Волан- да пытались угадать Сталина и даже его свиту расписывали по конкретным политическим ролям — в Азазелло, Коровьеве видели Троцкого, Зиновьева и т. п.
Трудно представить себе что-либо более плоское, одномерное, далекое от природы искусства, чем такая трактовка булга- ковского романа.
Другие истолкователи романа увидели в нем апологию дьявола, любование мрачной силой, какое-то особое, едва ли не болезненное пристрастие автора к темным стихиям бытия. При этом они досадовали на его нетвердость в догматах православия, позволившую автору сочинить сомнительное «Евангелие от Воланда».
Критики, вполне атеистически настроенные, упрекали писателя в «черной романтике» поражения, капитуляции перед миром зла. В самом деле, Булгаков называл себя «мистическим писателем», но мистика эта не помрачает рассудок и не запугивает читателя.
Воланд и его свита совершают в романе небезобидные и часто мстительные чудеса, как сказочные волшебники. Они, в сущности, обладают шапкой-невидимкой, ковром-самолетом и мечом-кладенцом, мечом карающим. Одной из главных мишеней очистительной работы Воланда становится самодовольство рассудка, в особенности рассудка атеистического, сметающего с пути заодно с верой в Бога всю область загадочного и таинственного.
Отдаваясь вольной фантазии, с наслаждением расписывая фокусы, шутки Азазелло, Коровьева и кота, любуясь мрачным могуществом Воланда, автор посмеивается над уверенностью, что все формы жизни можно вычислить и спланировать, а устроить процветание и счастье людей ничего не стоит — довольно только захотеть.
Сохраняя доверие к идее Великой Эволюции, Булгаков сомневается в возможности штурмом обеспечить равномерный и однонаправленный прогресс. Его мистика обнажает трещину в рационализме. Он осмеивает самодовольную крикливость рассудка, уверенного в том, что, освободившись от суеверий, он создаст точный чертеж будущего, рациональное устройство всех человеческих отношений и гармонию в душе самого человека.
Здравомыслящие литературные сановники вроде Берлиоза, давно расставшись с верой в Бога, не верят даже в то, что им способен помешать, поставить подножку его величество случай. Несчастный Берлиоз, точно знавший, что будет делать вечером на заседании МАССОЛИТа, всего через несколько минут гибнет под колесами трамвая.
Так и Понтий Пилат в «евангельских главах» романа кажется себе и людям человеком могущественным. Но проницательность Иешуа поражает прокуратора не меньше, чем собеседников Воланда странные речи иностранца на скамейке у Патриарших прудов.
Самодовольство римского наместника, его земное право распоряжаться жизнью и смертью других людей, впервые поставлено под сомнение. Пилат решает судьбу Иешуа. Но, по существу, Иешуа — свободен, а он, Пилат, отныне пленник, заложник собственной совести. И этот двухтысячелетний плен — наказание временному и мнимому могуществу.
В противоположность калейдоскопу мистики и чудес сцена действия — как современная Москва, так и древний Ершала- им — абсолютно реалистична. В утреннем и предвечернем освещении очертания людей и предметов точны и четки, будто смотришь на них сквозь идеально прозрачное стекло.
Поощряемый недоверием собеседников на скамейке, Воланд начинает рассказ как очевидец того, что случилось две тысячи лет назад в Ершалаиме. Кому, как не ему, знать все: это он незримо стоял за плечом Пилата, когда тот решал судьбу Иешуа. Но рассказ Воланда продолжается уже как сновидение Ивана Бездомного на больничной койке. А дальше эстафета передается Маргарите, читающей по спасенным тетрадям фрагменты романа Мастера о смерти Иуды и погребении.
Три точки зрения на одно событие, запечатленное разными повествователями, делают его трехмерным. В этом как бы залог неоспоримой достоверности случившегося.
Один из ярких парадоксов романа заключается в том, что, изрядно набедокурив в Москве, шайка Воланда в то же время возвращала к жизни порядочность, честность и жестоко наказывала зло и неправду, служа как бы тем самым утверждению вечных нравственных заповедей.
Булгаковская Маргарита в зеркально перевернутом виде варьирует историю Фауста, который продал душу дьяволу ради страсти к познанию и предал любовь Маргариты. В романе Булгакова героиня готова на сделку с Воландом и становится ведьмой из любви к Мастеру.
Мысль о преображении, перевоплощении всегда волновала писателя. Наиболее очевидно преображение внешнее. Но способность к смене облика на более высоком уровне замысла перерастает в идею внутреннего преображения.
В романе путь душевного обновления проходит Иван Бездомный и в результате заодно с прошлой биографией теряет свое искусственное и временное имя. Казалось, недавно в споре с сомнительным иностранцем Бездомный, вторя Берлиозу, осмеивал возможность существования Христа, и вот уже он, в бесплодной погоне за Воландовой шайкой, оказывается на берегу Москвы-реки и как бы совершает крещение в ее купели. С бумажной иконкой, приколотой на груди, и в нижнем белье является он в ресторан МАССОЛИТа, подобие вавилонского вертепа с буйством плоти, игрой тщеславия и яростным весельем.
В новом облике Иван выглядит сумасшедшим, но в действительности это путь к выздоровлению, потому что, лишь попав в клинику Стравинского, герой понимает, что писать скверные антирелигиозные агитки — грех перед истиной и поэзией.
Берлиоз за его неверие в чудеса лишился головы, а Иван, повредившись головой, потеряв рассудок, как бы прозревает духовно.
Загадкой остается посмертная судьба Мастера: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Возможно, выбирая посмертную судьбу Мастеру, Булгаков выбирал судьбу себе. За недоступностью для Мастера райского «света» («не заслужил»), решение его загробных дел поручено Воланду.
Но сатана распоряжается адом, а там, как известно, покоя не жди. О бессмертии, как о долговечной сохранности души, «убегающей тленья», в творении искусства, как о перенесении себя в чью-то душу с возможностью стать ее частицей думал Булгаков, создавая свою главную книгу.
