Как отмечал в статье «Мильон терзаний» И.А. Гончаров, «комедия «Горе от ума» есть и картина нравов, и галерея живых типов, и вечно острая, жгучая сатира». В нем Грибоедов поставил самые важные вопросы своего времени. Основной конфликт комедии — это столкновение «века нынешнего» и «века минувшего», прогрессивно мыслящего меньшинства дворянского общества и его консервативной части, составляющей подавляющее большинство. Первое представлено в комедии образом Чацкого, а второе — фамусовским обществом. Его составляет Фамусов и его домашнее окружение, а также гости, приходящие в его дом.
Каждый из этих персонажей — своеобразный характер со своими неповторимыми особенностями Но всем им присущи общие черты, которые позволяют объединить эту группу персонажей под названием «Фамусовская Москва» Что же мы подразумеваем под этим понятием, которое стало самостоятельным явлением в русской читературе?
Прежде всего, следует отметить, что это достаточно замкнутое общество, в которое могут войти только самые высокопоставленные и богатые люди Их благополучие опирается на ту систему, которую называют крепостное право — ведь именно оно дает возможность вести тот образ жизни, который не только привычен для представителей фамусовской Москвы, но кажется им незыблемым Благодаря владению богатыми имениями они могут «награжденья брать и весело пожить». А то, что там страдают люди, которых могут распродать поодиночке, выменять на борзых собак, никого, кроме Чацкого, не тревожит. Вот почему выступление Чацкого против такого положения вещей так возмущает Фамусова и людей его круга — это прямой удар по их интересам, по самой основе их жизни.
В фамусовской Москве принято не только поддерживать такой порядок вещей, но и оценивать в соответствии с ним других людей.
Будь плохонький, да если наберется
Душ тысячки две родовых, —
Тот и жених, —
так говорит Фамусов о претенденте, достойном руки его дочери. Даже горничная Ли- за советует Софье выходить замуж за полковника Скалозуба, потому что он «и золотой мешок, и метит в генералы».
Очевидно, что в этих оценках не последнюю роль играют и чины. Очевидным диссонансом общепринятому в фамусовской Москве положению звучат слова Чацкого: «Чины людьми даются, а люди могут обмануться». То, что продвижение по служебной лестнице зависит от конкретного человека, — это в фамусовском обществе понимают прекрасно, но вывод совершенно иной. Главное в службе для этих людей, разумеется, не дело — им никто здесь и не занимается кроме Молчалина:
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой, —
говорит о нем Фамусов, невольно подтверждая при этом, что в возглавляемом им ведомстве, как во всех других, царят кумовство и семейственность.
Но у Молчалина свои причины для такого поведения — он еще не выбился в люди, не достиг «степеней известных», но явно добьется своего, потому что, как и вся фамусовская Москва, живет по правилу: угождать всем, от кого зависит продвижение по службе. За этим ездят к влиятельным дамам, для этого готовы унижаться, терять достоинство и честь.
Ведь, опять же кроме Чацкого, никого не возмущает замечательная история Максима Петровича, дяди Фамусова, который, в угоду Екатерине II, нарочно падал на лестнице, чтобы развеселить императрицу. Зато он добился ее расположения и получил и чины, и богатство.
Это тот идеал, которому готовы следовать все, разделяющие взгляды Фамусова и его окружения. Так, Скалозуб, представляющий в комедии армию, говорит о себе с гордостью:
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу;
Мне только бы досталось в генералы.
Каковы эти «каналы», мы можем легко догадаться: ведь и своего нынешнего чина полковник Скалозуб добился отнюдь не за подвиги на войне — он преспокойно отсиживался в тылу, пока вся страна воевала с Наполеоном.
Это хорошо показывает и то, чего стоит патриотизм фамусовского общества. Москва совсем недавно героически выстояла против нашествия французов, ее жители покидали свои дома, бросали все, чем они владели, и поджигали свое имущество для того, чтобы враг не мог долго продержаться в разоренном городе. И с каким цинизмом на этом фоне звучат слова Скалозуба о Москве:
По моему сужденью
Пожар способствовал ей много к украшенью.
Недаром Чацкий тонко отмечает, что фамусовская Москва, не знающая, что такое истинно патриотические чувства, способна лишь к показному порыву:
Кричали женщины ура!
И в воздух чепчики бросали.
Зато какое преклонение царит в этом обществе перед всем иностранным! Эго касается и мод на наряды, и стремления щегольнуть в обществе французскими словечками, правда, в результате получается «смешенье языков: французского с нижегородским». Мода на все иностранное и иностранцев дошла до того, что даже весьма сомнительные их представители приняты в лучших домах. Вполне понятна и уместна на этом фоне шутка Чацкого:
— А Гильоме, француз, подбитый ветерком?
Он не женат еще?
— На ком?
— Хоть на какой-нибудь княгине,
Пульхерии Андревне, например?
Но шутка шуткой, а гораздо серьезнее то, что воспитание детей доверено здесь именно этим сомнительным педагогам. Их нанимают без разбора — «числом поболее, ценою подешевле». Таким был и учитель Чацкого и Софьи:
Колпак его, халат,
Перст указательный, все признаки ученья…
Но ведь хорошее, настоящее образование, как и подлинная культура, фамусовскую Москву не интересует. Более того — она смертельно боится и просвещения, и просвещенных людей. «Ученость — вот беда, ученье — вот причина» всех бед, по мнению Фамусова. Ведь умного, образованного человека трудно заставить жить по предписанным кем-то правилам, его сложно вписать в привычные стереотипы.
А самой фамусовской Москве образование и вовсе не нужно: на службе они прекрасно обходятся и без него, а дома — тем более, разве что иногда приходиться поругать дочь за чрезмерное увлечение французскими романами. К книгам здесь вообще отношение особое:
Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы да сжечь.
Основные занятия и интересы фамусовской Москвы — это «обеды, ужины, и танцы», во время которых можно не только приятно провести время, но и составить нужные знакомства, подыскать выгодных женихов для дочерей, протекцию для сыновей, а еще посплетничать за спиной у своих же знакомых. Недаром так быстро на балу у Фамусова все подхватывают сплетню о сумасшествии Чацкого: он не только здесь чужой, не только всем надоел своими сомнительными и даже опасными речами, но и дает прекрасный повод посудачить и поразвлечься.
Ведь, несмотря на внешнюю суету, жизнь фамусовской Москвы течет очень однообразно. Она консервативна настолько, что спустя три года, во время которых, очевидно, Москва пережила наполеоновское нашествие, Чацкий не находит здесь, практически, никаких изменений:
Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будет два,
Тот сватался: — успел, а тот дал промах,
Все тот же толк, и те ж стихи в альбомах.
Есть лишь внешние перемены, которые не затрагивают существа жизни фамусовской Москвы: «Дома новы, но предрассудки стары».
И эта жизнь оказывается отнюдь не безопасной для человека, честного, порядочного, но не столь самостоятельного и твердого в своих убеждениях, как Чацкий. Как болото, фамусовская Москва затягивает и поглощает этих людей. Пример тому — полковой товарищ Чацкого Платон Михайлович Горич. Когда-то он был прекрасным боевым офицером, но теперь это «муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей, высокий идеал московских всех мужей». Он даже не может самостоятельно без подсказки жены отвечать на вопросы Чацкого. Всего-то он и умеет, что повторить несколько раз: «Теперь, брат, я не тот».
Но если попадается человек, подобный Чацкому, которого не удается поглотить и сделать «своим», то тут уж фамусовская Москва обрушивается на него со всей своей мощью. Ощутив в Чацком того, кто нарушает покой, размеренный ход привычной жизни, фамусовское общество объявляет ему войну и применяет самое страшное свое оружие — сплетню. Силу ее понимают все: «грех не беда, молва не хороша» но как только враг повержен, «стихия» возвращается в свои берега, а Чацкого готовы даже пожалеть — по крайне мере, на словах.
Чацкий изгнан из фамусовской Москвы — и опять здесь все по-старому, а своеобразный «московский отпечаток» остается на всех — даже на такой незаурядной личности, как Софья. Она, конечно, во многом отличается от московских барышень, подобных княжнам Тугоуховским. Как справедливо заметил Гончаров, Софья обладает прекрасными свойствами души, а остальное — воспитание.
Даже ее предпочтение Молчалину, явно уступающему Чацкому в благородстве и уме, честности и культуре и многим другим замечательным качествам, вполне объяснимо. Ей, как и пушкинской Татьяне, довелось обмануться в своих ожиданиях. Ведь выбор ее пал на человека, необычного для ее круга, что, между прочим, потребовало немалого мужества и самостоятельности. Воображение девушки наделило «бессловесного» Молчалина всеми качествами идеального героя, а он до поры до времени успешно скрывал свое истинное лицо и подлинные интересы.
А быть может, Софья и вовсе не выбирала своего героя — просто, как это было у: Татьяны, «пора пришла — она влюбилась», только Софье, в отличие от пушкинской героини, еще меньше повезло с избранником.
Таким образом, «в группе двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы» Но вместе с тем, человеческие типы, составляющие эту Москву и показанные нам Грибоедовым, в чем-то оказываются не зависящими ни от времени, ни от места, ни от социального строя. В них есть то, что относится к вечным явлениям жизни. И если верно, что всякое новое дело «вызывает тень Чацкого», то всегда найдется и Фамусов, который, что бы ни случилось, скажет только: «Ах! Боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!»