В самой природе романа Булгакова «Мастер и Мар¬гарита» есть нечто парадоксальное. В нем есть ирония и фантастика не как черты стиля или прием, а как часть общего миропонимания автора. Булгаков ошелом¬ляет нас новизной и непривычностью сюжета. Здесь много необычного. Необычна история Иисуса Христа — она далека от канонизированной церковью. Но писатель рассказывает ее так, как если бы речь шла о реконст¬рукции реального эпизода истории. Само имя героя — Иешуа Га-Ноцри — как бы подтверждает подлинность рассказа Булгакова и его независимость от евангель¬ской традиции. Но автор и не требует от нас поверить, он требует допущения: а что если однажды апрельским вечером дьявол в самом деле посетил Москву? Булгаков обнаруживает чудеса и мистику там, где их мало кто видит, — в обыденной жизни. Ведь, например, верит в чудеса такой, казалось бы, трезвомыслящий человек, как председатель жилтоварищества Никанор Иванович Босой: «Тут случилось, как утверждал впоследствии председатель, чудо: пачка сама вползла к нему в порт¬фель». Раз в реальной жизни творятся такие чудеса, то в самый раз поверить в сатану.
Воланду принадлежит особая роль. С одной сторо¬ны, он представитель мистических сил, с другой — Во¬ланда во многом можно назвать авторским резонером, выразителем идеи романа. Воланд появляется в первой же главе романа и уходит в вечность вместе с осталь¬ными героями книги. Это единственный персонаж, не¬подвластный суду или разоблачению. Нет ни одного случая в романе, где бы Воланд потерпел поражение. Автор наделяет этого героя особыми полномочиями: на протяжении всего романа он судит, вершит судьбы, решает — жизнь или смерть. Имя «Воланд», что значит «обманщик», «лукавый», употреблялось в литературе и раньше. Но булгаковский Воланд не кажется черной и отталкивающей фигурой. В нем есть даже что-то при¬влекательное. Воланд обладает мрачным обаянием. Ед¬ва оправившись от первого испуга после злодейского убийства Берлиоза и еще досадуя вместе с Иваном на неудачу погони за таинственной тройкой, мы с удивле¬нием замечаем, что нам начинают нравиться эти фанта¬стические герои. Даже развязный и предприимчивый Коровьев при более коротком знакомстве с ним уже не кажется таким отталкивающим, как с первого взгляда. Еще больше сочувствия вызывает угрюмый и немного¬словный, в крахмальном белье и с обглоданной куриной косточкой в кармане Азазелло, неумело, но настойчиво обхаживающий Маргариту на скамейке Александров¬ского сада. Всякий раз вызывает улыбку еще один фан¬тастический герой — кот. Он явно наделен человечес¬ким характером: озорной, тщеславный, хвастливый, обидчивый, бесцеремонный и жеманный одновременно. Ему так хочется хорошо выглядеть, даже блистать на балу в галстуке! А за ужином у сатаны он перчит и солит ананас, преамбициозно отвергая всякие попытки научить его приличным манерам: «…сиживал за столом, не беспокойтесь, сиживал!» Кот горазд и пошалить. На¬пример, может с примусом в руках приготовиться к со¬противлению перед штурмом квартиры № 508. «Не ша¬лю, никого не трогаю, починяю примус, — недружелюб¬но насупившись, проговорил кот, — и считаю долгом предупредить, что кот — древнее и неприкосновенное животное». Вся эта нечисть получила у Булгакова че¬ловеческие черты, это характеры комические, рельеф¬ные, но в то же время и симпатичные. В их поступках есть дерзкое озорство, но совсем нет мстительного зло¬нравия, и оттого мы готовы понять Маргариту, воскли¬цающую: «Милый, милый Азазелло!»
Сам Воланд исполнен неторопливого достоинства, спокойствия и мудрости. Выполняющий роль Мефисто¬феля, он очень мало напоминает этого демона зла, дьяво- ла-искусителя. Вспоминаются слова Лермонтова: «Этот черт совсем иного сорта. Аристократ и не похож на чер¬та». Понять своеобразие трактовки Булгаковым Воланда помогает литературная родословная героя. Роман «Мас¬тер и Маргарита» пронизан отголосками «Фауста» Гете, и преемственная связь Воланда с Мефистофелем оче¬видна. Но эти герои разные. Мефистофель у Гете — зол, эгоистичен, безнравственен. Он обманывает, орудует посредством вероломства, соблазняет грехом и с наслаж¬дением губит попавшие в его сети грешные души. В Во- ланде Булгакова видим протест против рутины жизни, застоя, предрассудков.
Князь тьмы, дьявол, сатана — у этих образов всегда были две роли. Одна — смущать людей, вводить их в ис¬кушение, соблазнять, другая — служить палачом порока, воздавать за грехи. Воланд склонен не только соблаз¬нять, но и наказывать. В Москве действия этой фантас¬тической шайки коснулись многих, даже, как было сказа¬но на следствии, не обошлось без чертовщины, «да еще с примесью каких-то гипнотических фокусов и отчетли¬вой уголовщины». Одни погибли, другие натерпелись страху, третьи оказались в сумасшедшем доме. Но нель¬зя сказать, что наказания эти пали на головы безвинных жертв. Напротив, мы, читая роман, воспринимаем эти злодеяния как справедливое наказание. После каждой проделки Воланда мы могли сказать про себя: «поделом». Ведь все пострадавшие в этой истории пострадали не зря. Вспомним роман. Иван Николаевич наказан безуми¬ем за плохие и фальшивые стихи, Степа Лиходеев — за безделье и разврат, преддомкома Босой — за взяточни¬чество, Варенуха — за ложь, Семплеяров — за двоежен¬ство, заведующий филиалом — за бюрократизм. Этот список можно еще продолжать. И Берлиоз не невинная жертва сатанинских проказ. Самодовольный болтун, да¬лекий от искусства, слишком усердно служил ложной идеологии, слишком чванился своим рассудком — и за это потерял голову. Да ведь и большой потери со смер¬тью Берлиоза литература не понесла. Помудревший и отрезвевший Иван Николаевич рассуждает так: «Важ¬ное, в самом деле, происшествие — редактора журнала задавило!.. Ну, будет другой редактор и даже, может быть, еще красноречивей прежнего!» Сам Воланд и его свита нимало не скрывают, что едва ли не во всех своих действиях руководствуются добродетельными и назида¬тельными целями. Изгнание Степы Лиходеева основа¬тельно мотивировано спутниками Воланда. «Вообще они в последнее время жутко свинячат, — говорит о Степе Коровьев. — Пьянствуют, вступают в связи с женщина¬ми, используя свое положение, ни черта ни делают. Да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыс¬лят в том, что им поручено. Начальству втирают очки!» «Машину зазря гоняют казенную!» — наябедничал кот, жуя гриб. Неудивительно, что после этого обсуждения пороков Степы приговор следует незамедлительно, и чу¬десная сила уносит директора варьете за тысячу верст и заставляет его растерянно озираться на ялтинском бе¬регу. Нечто подобное происходит и с администратором Варенухой. «Хамить не надо по телефону, — отчитывает его Азазелло. — Лгать не надо по телефону. Понятно? Не будете больше этим заниматься?» Фагот-Коровьев ра¬зоблачает двойную жизнь важного и самодовольного гражданина Семплеярова, публично выводя его на чис¬тую воду при его супруге и любовнице. Волшебная мазь Азазелло, одарившая чудной красотой Маргариту, пре¬вращает ее соседа, плотоядного Николая Ивановича, в борова, тем самым как бы проявляя его свинячую суть. А тот же Азазелло, стиснув холодными и твердыми, «как поручни автобуса», пальцами горло «чумы Аннушки», за¬ставляет ее вернуть похищенную бриллиантовую подко¬ву и обращается при этом к ней со словами отеческого внушения: «Ты, старая ведьма, если когда-нибудь еще поднимешь чужую вещь, в милицию ее сдавай, а за пазу¬ху не прячь».
Таким образом, мы видим, что нечистая сила в рома¬не Булгакова вовсе не занимается тем, что ей предназна¬чено, то есть соблазном и искушением людей. Напротив, шайка Воланда защищает добропорядочность, чистоту нравов. Только одна сцена в романе — сцена массового гипноза — показывает настоящий облик дьявола. Но Во¬ланд и здесь выступает как исправитель нравов. Он об¬нажает низкие страсти лишь затем, чтобы заклеймить их презрением и смехом и тем самым убить. На сенсаци¬онном представлении в варьете у него нет по отношению к людям и тени злорадства. Он будит у толпы инстинкт жадности и заставляет зрителей хватать летящие дож¬дем денежные бумажки, он разогревает женское тще¬славие последними парижскими модами, но не ради того, чтобы погубить грешные души. Напротив, кажется, что он брезглив к порокам людей, приобретенным ими в зем¬ной жизни и без всякого его участия. Когда он испыты¬вает публику на жестокость и Фагот отрывает голову болтливому конферансье, а сердобольные женщины тре¬буют вернуть ее на место, великий маг говорит с интона¬цией усталого понимания: «Ну что же, они — люди как люди… Ну легкомысленны… ну что же… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… — и громко приказывает: — Наденьте голову».
Есть еще один аспект, не вяжущийся с понятием нечистой силы. У свиты Воланда есть желание помочь добрым людям, попавшим в беду, униженным судьбою. Ведь именно они соединяют Мастера и Маргариту, воз¬вращают Мастеру его погибшую рукопись. Так что для главных героев романа это не демоны зла, а скорее ан¬гелы-хранители. В их поведении проглядывает порой нечто рыцарское, и нет ничего удивительного в том, что, когда колдовские черные кони уносят их из Моск¬вы, участники Воландовой шайки обретают графически четкий облик героев старой немецкой баллады: скачет, тихо звеня золотой цепью, темно-фиолетовый рыцарь, и мы узнаем в нем «втирушу-регента», самозваного пе¬реводчика Коровьева, а рядом закованный в стальные доспехи Азазелло и бывший кот Бегемот, «лучший шут, какой существовал когда в мире», обернувшийся худеньким демоном-пажом.
Итак, Воланд оказывается карающим мечом в ру¬ках справедливости. К нему относится эпиграф: «…так кто ж ты, наконец?» — «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо!» В этих словах Булгаков не хочет видеть дьявольскую насмешку Ме¬фистофеля. Для его Воланда эти слова всерьез — это девиз его деятельности.
Ведь зло для Булгакова не цель, а средство, средство справиться с людскими пороками и несправедливостью. Воланд наказывает подлость и низость, унижает прохво¬стов, мелких и грязных людишек-плутов, мошенников, наушников. Поэтому фантастическое в романе кажется лучше, честнее и справедливее реальности.
