Герои эпопеи великого русского писателя Михаила Александровича Шолохова вошли в нашу жизнь как реальные существа. Они незримо присутствуют в реальной жизни, живут с нами и среди нас в наших поступках и суждениях, даже если мы и сами того не замечаем. Созданный могучей кистью художника мир его героев бесконечно сложен, многообразен, разнолик. Возможно, это и есть творческое кредо Шолохова — каждый человек неповторимо своеобразен, но слит в единстве своего своеобразия с образом и подобием Творца, создавшего всех нас. Герои Шолохова, верующие и атеисты, красноармейцы и белогвардейцы, предстают перед нами в образах коммунистов — Бунчука, Штокмана, Подтелкова, Лагутина, Кривошлыкова, Гаранжи, Котлярова, Кошевого, Анны Погудко и в образах их врагов — Корнилова, Крымова, Краснова, Фицхала- урова, Калмыкова, Коршуновых, Листницких и многих других. Какова роль противостояния персонажей в романе-эпопее Михаила Александровича Шолохова?
В центре повествования не коммунисты, а мир белогвардейцев, русских людей, бесконечно далеких от целей, за которые боролись коммунисты. Заранее обреченные историей, эти люди, тем не менее, самоотверженно сражаются против них. Никому эта война не нужна. В ожесточенной борьбе погибают почти все герои- коммунисты, революционеры первой волны. На их место в рядах борьбы за свою идею и одновременно против собственного народа приходит новая поросль, воспитанная агитатором Штокманом. Гибнут, но не сдаются, и уходят в эмиграцию белоказаки. Это одна из главных черт шолоховского реализма: бесстрашие перед самой горькой правдой — казачий Дон в большинстве своем не принял большевизма, его пришлось насаждать представителями северных малохлебных губерний России и «иногородними», задавившими белоказаков численностью.
Шолохов не порочил белогвардейцев, не конструировал образцовых героев-коммунистов. Писатель находил достойными и прекрасными всех людей, которые отдали свои силы, а многие и жизнь, за торжество своей идеи, не изменили себе и присяге. Образами большевиков Бунчука, Котлярова и Михаила Кошевого писатель показывает, как непросто было даже при всей их непримиримой ненависти к купцам Моховым, богатеям Коршуновым и помещикам Листницким вступать на путь революционной борьбы.
Ведь приходилось выступать и против простого русского народа, например против добродушного и весьма недалекого Петра Мелехова.
Мешали нарождающимся казачьим коммунистам связи с вековыми традициями, заветами верности царю и отечеству. Но, вступив на путь непримиримой борьбы и убедив себя, что именно этот путь — единственно справедливый, эти люди шли уже до конца в своем озверении. Потому что знали, что им не будет прощения. В эпопее немало эпизодов гибели и казни коммунистов. И всегда в этих эпизодах они предстают в ореоле героизма, другого выбора для них не было — только умереть достойно.
Писатель все же пристрастен. Разумеется, коммунист Шолохов показывает борьбу коммунистов за власть как высочайший взлет духа, на который, например, перед смертью смог подняться рядовой казак-коммунист Котляров. Шолохов окружает его гибель героикой поэтичности, призывая на помощь красоту донского пейзажа: «Иван Алексеевич напился, стоя на коленях, и, подняв освеженную голову, увидел с предельной, почти ощущаемой ясностью: изморозно-белый покров известняковой пыли на придонской дороге, голубым видением вставшие вдали отроги меловых гор, а над ними, над текущим стремлением гребнистого Дона, в неохватной величавой синеве небес, в недоступнейшей вышине — облачко. Окрыленное ветром, с искрящимся, белым, как парус, надверши- ем, оно стремительно плыло на север, и в далекой излучине Дона отражалась его опаловая тень».
Шолохов оставляет за нами право домыслить, что облачко — отлетающая душа человеческая, с которой скоро придется распроститься Котлярову. Сверкающая, завораживающая красота, на которую бросает свой предсмертный взгляд Иван Алексеевич, тем сильнее пронзает наше сознание, что ей предшествует картина унижения человеческого достоинства. Озверевшие белоказаки не дают коммунистам даже напиться, и лишь один старик, хмурясь от жалости, налил воды в скотское корыто, врытое в землю. Люди унижены, но эпизод звучит как гимн человеческому величию коммунистов, которые из той же плоти и крови, как и их враги.
Человек для Шолохова — самое ценное, что есть на нашей планете. В человеке писателя привлекает все: и биологическое, и социальное, и духовное, и плотское, что от ангела или от дьявола. Шолохов заставляет дух отталкиваться от плоти. Все герои «Тихого Дона» проходят биологические стадии развития. Например, Дуняшку мы видим девочкой с косичками и «заневестившейся девкой», которая уже не может выскочить на улицу простоволосой.
В конце романа эта героиня «Тихого Дона», предстает в своей удивительной внутренней целостности и благородстве. Девушка из семьи белогвардейцев имеет мужество избрать себе в мужья коммуниста, казнившего ее родного брата. Это пример высокой жертвенности во имя мира и объединения всех противоборствующих сторон на основе фундаментальных основ жизни — семьи и продолжения рода. Автор тем самым высказывает затаенную мысль, что борьба идей вторична и даже враждебна простому здравому смыслу, природной простоте семейных нравов.
Эта проза жизни оказывается выше и справедливей всех идеологических схем. Семья и продолжение рода — вот главная идея и оправдание человеческого существования на земле. У всех Мелеховых подчеркнуто родовое, семейное — у Петра внешнее сходство с матерью, у Григория — с отцом. Но в это исконное, семейное, родовое, биологическое врывается одержимость идеи векового противостояния казаков мужикам, бедных — богатым, умных — глупым, и так можно продолжать до бесконечности. Героика идей взрывает прозу быта и сокрушает судьбы: у Григория иная судьба, чем у Петра, у Дуняши — отличная от обоих братьев. Но если бы писатель не отметил такие природные черты, как страстность Аксиньи, сдержанность Натальи, вспыльчивость Пантелея Прокофьевича, всепрощение и всетерпение Ильиничны, то эпопея Михаила Александровича Шолохова утратила бы что-то очень важное, что создает ощущение жизненной полноты и природной правды. Так в романе героика сплавляется с прозой бытия.
