«Сатирик Щедрин бичевал пороки самодержавия и крепостного права» — эта фраза кочует из предисловия в предисловие, из учебника в учебник. Не отрицая важную роль Михаила Евг- рафовича Салтыкова-Щедрина как великого русского писателя-сатирика и публициста, я позволил бы себе, однако, не согласиться с этим общепринятым мнением. Рамки политической сатиры и публицистики слишком узки для этого писателя. Он был настоящим родоначальником русской художественной журналистики, полтора десятка лет редактировал журнал «Отечественные записки», иногда сам заполняя весь номер материалами разных жанров под неузнаваемыми псевдонимами.
В своем творчестве Салтыков сочетал высокогражданскую публицистичность и художественность даже при создании гротескно-сатирического образа мира русской бюрократии, порожденной самодержавно-крепостническим строем России в «Губернских очерках» и в цикле очерков «Помпадуры и помпадурши». Не может одна только лишь политическая сатира и злободневная публицистика Салтыкова остаться в сокровищнице отечественной литературы и вместе с тем обогатить русский литературный язык неологизмами из народной лексики: «согнуть в бараний рог», «взять в ежовые рукавицы», «помпадур», «пенкосниматель» и так далее.
Злободневная сатира живет недолго без фундаментальной художественности творчества. Выбор жанра — дело второстепенное, а главное — литературный слог и художественное видение жизни. В историографической пародии «История одного города» Салтыков не только создал галерею гротескных образов градоправителей, но и дал примеры высокохудожественной лексики в различных стилях и жанрах. Воспроизвести неповторимый слог Салтыкова вряд ли бы взялся кто-нибудь из русских писателей прошлого и настоящего, а вот достаточно нескольких строк, чтобы читатель сумел узнать неповторимый язык Салтыкова- Щедрина.
В социально-психологическом романе «Господа Головлевы» писатель живописно изобразил духовную и физическую деградацию дворянства, но чисто сатирическим этот роман можно называть лишь условно. Пейзаж, портрет, речевые характеристики героев, авторские ремарки и тонкий психологизм в описании душевных движений — все свидетельствует о полнокровном художественном произведении. При чем тут голая сатира?
Фантастический сказочник и правдивый реалист, так можно назвать Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, моего любимого писателя, оценивая его «сказки для детей изрядного возраста». «Премудрый пискарь», «карась-идеалист», «медведь на воеводстве» — персонажи сказок Салтыкова давно стали нарицательными образами не только по точности и едкости сатиры, но и по художественному исполнению. Они словно взяты из сокровищницы русских народных сказок. А что касается непосредственно «обличений», то сатира Салтыкова действительно очень желчная. Рецепты лечения общества от уродств и язв болезненные, но действенные. Они годны и по сей день спустя полтора века. Какая же злободневная сатира проживет столько? Столь долгий срок жизни отмерен только высокохудожественным обобщениям.
Непреходящей душевной болью в творчестве Салтыкова- Щедрина отмечена тема крепостного права и его последствий для русского народа. В «Пошехонской старине» Салтыков рисует нам отвратительные картины рабства, развращающего и отравляющего людские души: привязанная к столбу посреди навозной кучи девочка на задворках у «тетеньки» писателя, «Бессчастная» Матренка, замерзшая на крыльце, потому что некуда податься от безысходности, Ванька-Каин, растерявший в солдатах природный юмор и жизнелюбие.
Социолог и философ Салтыков прямо указал на крепостную дворню как на источник неисчислимых бед, которые свалятся на Россию в будущем. Выброшенные в одночасье после реформы 1861-го года на улицу, бывшие дворовые крестьяне составили костяк так называемого «рабочего класса» и городского люмпена. Двести лет их предки развращались на барских объедках, пестуя в поколениях лакейскую лень. А их обездоленные потомки после Октябрьской революции кинулись «грабить награбленное» у бывших вековых мучителей.
Отталкивающие картины разворачивает перед нами писатель в пореформенную эпоху: разорение помещиков и хищничество зажиточных крепостных крестьян, за полгода выходивших в купцы первой гильдии за счет растерзанных помещичьих семейств. Россия терзала саму себя физически и нравственно, подрывая жизненный потенциал русского народа.
Гнев бичующей сатиры Салтыкова был похож на смех сквозь слезы. Сам писатель так и не в состоянии оказался ответить, что ждет страну после столь крутого поворота истории. История сал- тыковских «глуповцев» тоже не может дать примера, что же может прийти к ним вслед за тем, как их город был сметен губительным вихрем. Самый правдивый из реалистов и сказочников, писатель словно боялся произнести смертный приговор стране, которую он любил до «щемящей боли в сердце».
