Оставив нам в наследство свои стихи, поэт подарил нам частицу своей души, свои мысли и мечты. Ведь, читая его произведения, мы не можем не замечать тс доминирующие в его творчестве темы, которые, несомненно, были основными и в жизни писателя. Такие вот связующие смысловые нити, объединяющие произведения данного автора в различные группы, называются мотивами. И об одной из таких «нитей» пойдет речь в моем сочинении. Я попытаюсь рассмотреть христианские мотивы в лирике Тютчева, то, какую роль они играют в его судьбе, и как он отражает их в своих стихотворениях.
Для начала надо сказать о том, когда и почему данный ряд мотивов становится одним из доминирующих в творчестве Тютчева.
Несомненно, стремление к Богу, к райским вершинам, к небытию появляется у поэта после смерти его беззаветной любви — Е. А. Денисьевой. Здесь очевидно стремление вновь обрести свою любимую, вновь ее увидеть, хотя бы в мире ином. И, возможно, в его обращении к Богу сыграло роль влияние самой его возлюбленной. Эта милая и очень религиозная девушка должна была обладать поистине божественным терпением для того, чтобы безропотно вынести все, что уготовила ей судьба. К тому же не могла не сказаться на мировоззрении Тютчева и необыкновенная, почти фанатическая преданность его возлюбленной Богу.
Как бы там ни было, именно к божественной силе обращается Тютчев в своем горе и, по-видимому, находит в ней утешение. В этом плане очень символично выглядит одно из последних стихотворений поэта, в котором тесно связанными оказываются мотив всеобъемлющей, беспредельной любви и христианский мотив:
Все отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил он,
Чтоб я ему еще молиться мог.
Хотя стихотворение посвящено и не Денисьевой, однако само значение христианства в жизни Тютчева дано здесь с весьма интересной стороны: соединение двух величайших сил — любви к Богу и любви к женщине.
Практически через одно стихотворение можно встретить у Тютчева божественный мотив. Возьмем хотя бы стихотворение «Eneyclica», написанное в ответ на энциклику папы Пия IX, осуждающего в числе прочих свободу совести:
Был день, когда Господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм,
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Можно просто почувствовать силу этого стихотворения в каждом слове, в каждой строчке, оно как будто окружено ореолом божественного гнева. Да и заканчиваются строки сильными тематическими словами: «молот, храм, заколот», звучание которых еще увеличивается за счет того, что они стоят в конце и на них падает основное ударение в строке.
Далее идут два стихотворения, относящиеся к данному христологическо-му мотиву и как бы продолжающие друг друга:
Когда на то нет Божьего согласья,
Как ни страдай она, любя,—
Душа, увы, не выстрадает счастья,
Не может выстрадать себя…
И второе:
О Господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней…
В этих стихотворениях чувствуется боль и несвобода и, в то же время, создается фон нежности и глубины. Есть здесь й два эпитета, которые благодаря своему звучанию вообще выбиваются из общей гармонии стихотворения и тем самым привлекают к себе особое внимание. Это слова «жгучего» и «живую». Они никак не вписываются в общий мягкий фон. Возможно, именно эти слова вызывают то неизъяснимое чувство глубокой скорби, о котором шла речь в начале сочинения.
Следующее стихотворение, о котором нужно упомянуть, — «И в Божьем мире то ж бывает…» Оно проникнуто светлой надеждой. Причем интересно, что успокоение Тютчев находит именно «в божьем мире». Он находит свою дорогу к Богу. И все последующие стихи («Свершается заслуженная кара…», «Из переполненной Господним гневом жизни…») посвящены уже не мольбам об утерянной любви, а сильным идеям противостояния папской власти, обращения к объединению «славянского мира».
И в заключение мне бы хотелось сказать о том, что еще в ранних стихах Тютчев обращается к христианским мотивам и ищет свою божественную дорогу. В этот период создаются такие прекрасные произведения, как «Наш век»;
Впусти меня! — Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему певерью!..
Конечно, в этот период в его творчестве преобладают языческие мотивы, однако разве упомянутое стихотворение не пробуждает чего-то светлого в нашей душе, не побуждает нас к вере?