Вы находитесь: Главная страница> Тютчев Федор> Художественное своеобразие лирики Ф. И. Тютчева

Сочинение на тему «Художественное своеобразие лирики Ф. И. Тютчева»

Большой интерес в двадцатые годы XIX века вызвала немецкая романтическая идеология, в частности философия Шеллинга, согласно которой мир души (микрокосмос) соизмеряется с миром Космоса (макрокосмос). В преодолении же этого противостояния виделась самореализация личности, совершенствование внутреннего мира человека.

Ф. И. Тютчев, бывший последователем философии любомудров, разделял и идеи немецкой натурфилософии. Поэта-философа волнуют проблемы бытия, взаимосвязи человека и мироздания, соотношение мира дольнего и мира горнего.

В центре художественного мира Тютчева — осознание человека на границе жизни и смерти. Поэт воспринимает мир, бытие как катастрофу:

Когда пробьёт последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Всё зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!

Апокалиптическое мировосприятие, предчувствие неотвратимого конца — отличительные черты мироощущения лирического героя Тютчева.

Однако с мотивом катастрофы, гибели мира тем не менее тесно слит мотив борьбы («Два ангела»). С одной стороны, борьба бессмысленна и бесполезна («Тревога и труд лишь для смертных сердец… // Для них нет победы, для них есть конец»), с другой же — понимание невозможности «победы» не исключает необходимости «борьбы».

Ещё один из устойчивых мотивов лирики Ф. И. Тютчева — мотив прозрения: жизнь души человека, в принципе тождественная жизни Космоса, — постоянный поиск, и человек может приблизиться к тайне, скрытой в глубинах Космоса.

Тютчев широко использует такое изобразительно-выразительное средство, как эпитет: одно меткое определение чётко обрисовывает образ, делает его осязаемым, понятным читателю. Так, в первой строфе стихотворения «Тени сизые смесились…» дана картина сумерек, наступающей ночи. Уловлена сама эта зыбкая грань перехода («сизый»), когда окружающий мир растворяется в темноте.

По отношению к эпитетам Тютчева в критике закрепилось такое определение, как «раздвоенный эпитет». Нередко одно определение совмещает слова, далёкие (а иногда и противоположные) по смыслу. Стихотворение, обращённое к Фету, начинается так: «Иным достался от природы // Инстинкт пророчески-слепой». «Блаженно-роковой» (день), «болезненно-яркий» (сон) — внутри двух рядом поставленных, слитых в одно целое слов реализуется романтическое «двоемирье».

Как правило, для изображения полной слиянности человека и мироздания поэт использует параллелизмы, сравнения, однако иногда ту функцию выполняют эпитеты. Так, в стихотворении «О чем ты воешь, ветр ночной?» эпитетом «ночной» наделяются и «ветр», и «душа»: сопоставление образов происходит на уровне эпитета.

Сравнения Тютчева также нетрадиционны. Обычное сравнение предполагает, что менее известное сопоставляется с более привычным, наглядным. У Тютчева же наоборот, его сравнение можно назвать «обратным сравнением»: «таинственно, как в первый день созданья…», «сияет Белая гора, как откровенье неземное». Цель тютчевского сравнения заключается не в прояснении образа, а в его углублении. В некоторых случаях поэт открыто не называет предмет, который сравнивает — читатель может только догадываться: в стихотворении «Тени сизые смесились…» душа человека словно сравнивается с сосудом («сумрак,… лейся в глубь моей души»); уничтожение — изысканное яство, которое мифический герой хочет «вкусить».

Помимо эпитетов и сравнений Тютчев широко использует метафору, которая, как правило, обнажает трагическую сущность бытия, выраженную в самых будничных и повседневных понятиях: «Как ни тяжёл последний час — // Та непонятная для нас // Истома смертного страданья, — // Но для души ещё страшней // Следить, как вымирают в ней // Все лучшие воспоминанья…» Таким образом, угасание души, в которой вымирают «все лучшие воспоминанья» (метафора) страшнее «истомы смертного страданья» (сравнение).

Отличительная черта художественного мира Тютчева — обожествление природы. Природа воспринимается поэтом как некое живое существо. Пантеизм Тютчева роднит его лирику с натурфилософией. Неудивительным оказывается огромное количество примеров использования такого изобразительно-выразительного средства, как олицетворение. В стихотворении «Весенние воды», посвященном смене времен года, о «водах» сказано, что они «бегут… и гласят»; поэт вкладывает в их «уста» прямую речь.

Эта особенность тютчевской лирики предопределила частое использование параллелизма, одного из интонационно-синтаксических средств: нередко состояния природы проецируются на человека. Так, в стихотворении «О чем ты воешь, ветр ночной?» завывание сильного ветра, его «безумное» «сетование» в душе лирического героя зарождают страх.

Согласно мысли Тютчева, миг единения с жизнью природы, растворения в ней — высшее блаженство, доступное человеку на земле. Эта идея выражена в стихотворении «Тени сизые смесились…»: слух лирического героя обострён — он «слышит» «незримый полёт мотылька», видит «зыбкий сумрак». Граница между человеком и природой словно стирается («Всё во мне, и я во всём»).

Один из наиболее часто используемых у Тютчева интонационно-синтаксических приёмов — антитеза. Она может лежать в основе произведения (как композиционный приём) — «Два голоса», «Silentium!», могут противопоставляться конкретные образы. Двоемирие — основа всей поэтической модели Тютчева. Человек, его душа— между небом и землей, «на пороге двойного бытия».

Мир поэта субъективен, романтичен, всё в нём противоречиво до предела. На контрастах, антитезах построена вся его поэтическая система, ограждающая крушение мировой гармонии. Размышления о трагической судьбе человека, скоротечности бытия находят своё отражение в стихотворении «Цицерон»:

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые…

В этом произведении поднимается проблема человека и истории, человека как представителя исторических процессов,. Поэт приходит к выводу, что человек ничтожен перед лицом истории, взчности, однако застать момент «роковых минут» значит приобщиться к мирозданию, к высшим божественным промыслам.

Следует также сказать о том, что традиция классицизма для Тютчева как для ученика Раича была ещё жива, однако он сумел усвоить её творчески своеобразно. Он ввёл в стихи лишь немногие элементы одической поэтики: риторические вопросы и восклицания («Как сердцу высказать себя? // Другому как понять тебя?» — «Silentium!»), инверсии («Куда ланит девались розы, // Улыбка уст и блеск очей?» — «О, как убийственно мы любим…»), церковнославянизмы («блажен», «всеблагие», «брег», «ланиты»), стремление к афористичности («Все во мне, и я во всём», «Мысль изреченная есть ложь», «О, как убийственно мы любим…»), сложные эпитеты («таинственно-волшебные [думы], блаженно-роковой [день]). Быстрая смена интонаций — излюбленный приём Тютчева; одно из средств его реализации — использование различных стихотворных размеров в пределах одного текста (синтез ямба и амфибрахия — «Silentium!»).

Малые по объёму стихотворения обладают композиционной завершенностью благодаря использованию трёх основных приёмов — антитезы, симметрии, повтора. Так, зеркально отражают друг друга части стихотворений «Два голоса», «Silentium!». Считается, что именно этим обусловлена страсть Тютчева к двум- и четырёхстрофным композициям.

Яркий пример употребления повторов — стихотворение «Silentium!». Используя такой композиционный приём, как канцона, Тютчев начинает и завершает произведение призывом «Молчи!», это же слово повторяется и в пределах строфы.

Помимо композиционных повторов Ф. И. Тютчев использует также фонетические повторы (как ассонанс, так и аллитерацию). Так, аллитерация на «р» и «с» в стихотворении «Цицерон» создаёт ощущение тревоги, бури, разрушения, ассонанс на «о» в стихотворении «Я очи знал, — о, эти очи!» вызывает ассоциацию с протяжной грустной песней о любви.

Такое предположение можно считать верным, зная отношение поэта к любви: для него любовь — проклятие, несущее гибель, трагедия. Любовь ассоциируется со страданием, тоской, взаимным непониманием, душевной болью, слезами, даже со смертью:

О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей.

Стихотворения Ф. И. Тютчева, малые по форме (вспомним жанр отрывка, столь распространенный в поэзии романтиков), тем не менее обладают внутренней завершенностью, композиционной цельностью. Поэт размышляет о скоротечности бытия, о целях человеческого прихода в мир, о связи времен, о мироустройстве в целом (хаос и гармония). Именно поэтому некоторые исследователи причисляют стихотворения Тютчева к произведениям так называемой медитативной лирики, отмечая при этом необычайное художественное своеобразие лирики Тютчева, которое определяется прежде всего романтическим мироощущением поэта.

Владея большим арсеналом изобразительно-вырази-тельных и интонационно-синтаксических средств, Тютчев широко использует их в своих произведениях. В статье «Несколько слов о стихотворениях Тютчева» И. С. Тургенев писал: «От его стихотворений не веет сочинением… они не придуманы, а выросли сами, как плод на дереве, и по этому драгоценному качеству мы узнаем… влияние на них Пушкина, видим в них отблеск его времени».