Бабушка посылает мальчика за земляникой. И если он хорошо постарается и наберет много ягоды, то она отнесет ее на базар и продаст, а уж тогда обязательно купит внуку пряник в виде коня. Мальчик восторженно вспоминает, как это здорово иметь такого коня. «Пряник можно сунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса — потерял, — хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться — тут он, тут конь-огонь!» И сколько внимания из-за этого коня. Это как пропуск ко всем деревенским развлечениям.
Далее рассказчик упоминает семейство Левонтия, соседа. Жена Левонтия — резвая хохотушка, тетка Васеня — небрежно обращалась с деньгами. Всегда, когда Левонтий получал деньги, в их семействе начинался пир горой.
Каждый раз после такого пира Левонтий пел. И нередко его веселое настроение передавалось ребятам, отчего они тоже заводили песни дружными голосами. В такие моменты рассказчик частенько стремился в дом Левонтия, но бабушка, наперед зная его повадки, всегда стерегла его. И если ему удавалось ускользнуть от пристального взгляда бабушки, то он стремглав летел в дом своего соседа. Там дядя Левонтий обязательно сгонял кого- либо из своих детей с лавки и усаживал на его место мальчика. Он жалел сироту и часто спрашивал, помнит ли мальчик свою мать. А когда дядя Левонтий задавал вопрос «Что такое жисть?!», все хватали пряники, конфеты и убегали из дома, а хозяин его начинал громить все подряд, так что в доме звенели стекла и посуда. Утром он с раскаянием заклеивал осколками окна и унылый шел на работу. А тетка Васеня снова ходила по соседям и брала в долг.
Вот с этими левонтьевскими ребятишками и собрался мальчик идти в лес.
Начали собирать ягоды. Земляника только-только начинала зреть, ягодки были белобокие, еще зеленые и редкие, и тем радостнее было их находить. Мальчик закрыл уже дно своей посудины, а потом дело пошло быстрее. Но тут Левонтьевские ребята все переругались и перессорились из-за того, что старший заметил, как кто-то не собирал землянику, а ел ее. Драка не заставила себя ждать. В итоге вся земляника была рассыпана, уцелевшая ее часть тут же съедена. А потом и вся ватага полетела брызгаться к речке. И только рассказчик остался дособирать. Дети стали подначивать его: «Бабушки Петровны испугался! Эх ты! — закривлялся Санька». И мальчик поддался. «А хочешь, все ягоды съем? — сказал я это и сразу покаялся, понял, что попался на уду». Он рассыпал все свои собранные ягоды на землю и угостил ими своих приятелей. Ягоды вмиг исчезли. Понял мальчик, что бабушка будет сильно его ругать, но терять было уже нечего, и он отправился резвиться с остальными детьми.
А как дошло дело до возвращения домой, то он задумался. И тут левонтьевским Санька посоветовал наложить в посудину травы, а сверху ягод накидать, чтоб казалось, будто целый кузовок ягод набрал. Так мальчик и сделал. Дома бабушка похвалила его, дала поесть и уложила спать.
На следующий день все отправились на рыбалку. Сначала не клевало. Тогда Санька отослал всех своих за щавелем, чтоб они хоть чего-то поели. Наловив немного рыбы, Санька пожарил ее и отдал маленьким, а себе жарил уже после.
Вечером начался клев. Но мальчик сидел грустный, ему было стыдно перед бабушкой, он очень боялся наказания и придумывал всякие причины, по которым можно было бы его избежать. Зато он твердо решил больше не слушаться Саньку.
Скоро вернулась из города бабушка. Как только мальчик увидел ее, то пустился со всех ног прочь, только бы не попасться ей в руки. До самой темноты проиграл он у своего двоюродного брата Кеши, но тетка Феня вечером все равно отвела его домой.
Тетка оставила его в кладовке, а сама о чем долго разговаривала с бабушкой. Ночь мальчик так и провел в кладовой. Он вспоминал, как бабушка переживала после смерти матери мальчика. Его мать утонула, шесть дней не отдавала река ее тела. Обе они мучились: мама в воде, а бабушка — дома.
Утром мальчик проснулся под дедушкиным полушубком. «Сердце мое радостно подпрыгнуло». А бабушка рассказывала кому-то на кухне: «…Культурная дамочка, в шляпке. «Я эти вот ягодки все куплю». Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горемышный собирал…». И всяк, кто приходил в тот день в дом бабушки, выслушивал рассказ о том, что натворил малой. От этих рассказов мальчику хотелось «помереть».
И когда дедушка подошел к нему и вытянул из-под мальчика кожаные вожжи, то слезы, так долго копившиеся, выплеснулись наружу.
«Ну, што ты, што ты? — успокаивал меня дед, обирая большой рукой слезы с моего лица. — Чего голоднай-то лежишь? Попроси прошшенья… Ступай, ступай, — легонько подтолкнул меня дед в спину.
Придерживая одной рукой штаны, прижав другую локтем к глазам, я ступил в избу и завел:
— Я больше… Я больше… Я больше… — и ничего не мог дальше сказать.
— Ладно уж, умывайся да садись трескать! — все еще непримиримо, но уже без грозы, без громов оборвала меня бабушка».
Мальчику долго еще было не по себе, бабушка корила его вовсю. Но он знал, что перечить ей в этот момент ни в коем случае нельзя: она должна высказаться. Опустив голову, сидел он и тогда, когда бабушка замолчала. А когда поднял голову, тот увидел перед собой белого коня с розовой гривой. И вот прошло уже много лет, нет уже ни бабушки, ни дедушки, а рассказчик все еще помнит белого коня с розовой гривой.