Михаил Александрович Шолохов в своем романе «Поднятая целина» проводит читателя бок о бок с народом в трудных перипетиях колхозного строительства. Впервые в истории человечества проводится грандиозный эксперимент по строительству общества на «разумных» и, неизбежно и обязательно, на научных (марксистско-ленинских) основах. Эти фундаментальные основы новой жизни в деревне закладываются впервые в истории, и никто из героев не застрахован от ошибок. Любой новой вере приходится бороться с ересями и изуверством. Эта борьба показана на примерах взаимодействия и одновременно идейного противостояния председателя Давыдова и партсекретаря Нагульнова. Давыдов — правоверный, а Нагульнов — изувер нового коммунистического учения.
Кругозор Давыдова, питерского рабочего, разумеется, шире, чем у аграрника Нагульнова, как учат марксисты. Нагульнов не только впереди, но даже и опережает идею. Массовые аресты начнутся только лет через семь-восемь, а Нагульнов хочет забежать вперед, готов уже сейчас сдать в «органы» всех недовольных, кто хоть один косой взгляд бросил на «политику партии и правительства». Давыдов пока убежден, что бдительность и доверие должны взаимно регулироваться здравым смыслом и общественной целесообразностью. Но как быть, если «жизнь в Гремячем Логу встала на дыбы, как норовистый конь перед препятствием»? К тому же Давыдов — горожанин, и в людях Гремячего Лога многое «непонятно, закрыто какой-то неощутимой, невидимой завесой». Человек с немалым жизненным опытом, он должен наново постигать условия жизни казаков-хлеборобов, чтобы одолеть их «косность» и «отсталость». И он не только учит, но и учится, как настоящий миссионер всегда внимательно изучает повадки и обычаи недавно обращенных туземцев. В этом одна из привлекательных черт этого героя и отличие от распространенной в советской литературе 30-50-х годов схемы «положительного», в особенности «идеального», героя.
Новому и хорошему могут противиться, понятное дело, только враги. Они должны быть даже у самого святого начинания, потому что вселенское зло поселилось в этом мире. Для романа «Поднятая целина» это вселенское зло выступает в роли злобного демона частной собственности, цепляющегося за душу человека. О многом не догадывается и хорошо знающий местные условия секретарь хуторской партийной ячейки Андрей Разметнов. Для него Яков Лукич Островнов — «свой человек», с авторитетом «культурного хозяина». Он лично симпатичен руководству колхоза. Но демон прячется в деталях и личных пристрастиях. Доверие Давыдова и Раз- метнова к Якову Лукичу дорого стоило колхозу — быки потеряли зимой хвосты, которые примерзли к полу, присыпанному песком.
Весь нацеленный на мировую революцию, обаятельный и комичный в своей увлеченности, парторг колхоза Нагульнов постепенно раскрывается в своей большой неразделенной любви и в своей самодержавной преданности делу революционного переустройства мира. Перед нами тип одержимого фанатика-фундамента- листа.
Не сталкивая непосредственно до самой трагической развязки своих героев с их противниками, Шолохов, тем не менее, с исчерпывающей полнотой раскрывает их характеры, и главным критерием как их самих, так и их антиподов становится социальная и нравственная направленность деятельности как одних, так и других. И если, прослеживая судьбу героев-мучеников за новую веру, мы видим восхождение на вершины духа, рост человеческого достоинства в их душах, то лагерь Половцева и Островнова отмечен последовательной деградацией человеческого облика. Хвосты и рога у них, правда, не отрастают, но лица их все чаще искажаются гримасами ненависти. Потрясающей кульминации эта деградация достигает в отношении Островнова к матери, которую он уморил голодом, чтобы она не выдала Половцева и Лятьевского, которых он скрывает в своем доме.
Прозелитическая деятельность Давыдова и Нагульнова приводит к появлению в хуторе боевитой общины коммунистов-неофитов. Укрупняется роль ее отдельных представителей — кузнеца Ипполита Шалого, Устина Рыкалова, Варюхи-горюхи и открыто сочувствующих им. С этим связано и повышение прежде всего роли нравственно-этической проблематики. Председателя Давыдова пытается обольстить бесовка-блудница Лушка. А людям не безразлично, с кем хочет строить свое семейное счастье полюбившийся им питерец: с «хлюстанкой» Лушкой или невинной Варюхой-го- рюхой. И если первый вариант вызывает у них осуждение, то к целомудренной, чистой Вариной любви все относятся с сочувствием — хоть не праведник, но раскаявшийся грешник, этот председатель. Не согрешишь, так не покаешься!
Веру в новую жизнь и «единобожие» коммунистического вождизма Шолохов оттеняет юмористическим образом деда Щукаря. Почти все в нем от фольклорной традиции. Он похож на проказливого языческого божка — греческого Меркурия, скандинавского Локи или славянского Домовика. Вечный неудачник и балагур, он как бы противостоит удачливому до поры до времени служителю зла Островному. Революция все перевернула, заперла злые силы накопительства в «магический круг» коммунистической законности. То есть загородила путь настоящему накопителю, но открыла широкие возможности перед «неудачниками», мелкими рвачами.
Неудачи, всю жизнь сопровождавшие деда Щукаря, не могли не породить отрицательных качеств его натуры: он якобы записывается в пролетарии, но ждет от колхоза сала, чтобы «кулеш затолочь». Крутится около начальства и не прочь получить «руководящую портфелю», вот только «леригиозность» помешала. Но сквозь подленькие черточки характера пробивается много привлекательного: врожденный талант актера смехового жанра, обезоруживающая детскость, которую любили многие русские писатели, воспевавшие «русскую душу», в том числе и Лесков, любит это балагурство со скоморошеством и сам Шолохов. В его героях нет-нет да и промелькнет что-то от Щукаря. Но у каждого — по-своему. И вот в конце романа всплывает и ранее подспудно пробивавшийся, но заглушаемый комизмом, остродраматический мотив. Может быть, острее других этот романтический неудачник олицетворяет победу сельского язычества над любыми верованиями и общественными идеями. Ведь именно крестьянство переделало годичный календарь христианских святых в чествования языческих божков: святой епископ греческого города Миры Ликийские Николай стал покровителем лошадей и домашнего скота Миколой-мирликийским.
