В историю русской поэзии Ф. И. Тютчев вошел прежде все¬го как автор философской лирики, но его перу принадлежит и ряд замечательных произведений на тему любви. Любовные и философские стихи поэта связаны общностью лирического ге¬роя, сквозными мотивами, их роднит напряженный драматизм звучания. В философских стихотворениях перед нами развора¬чивается «драма мысли»: размышления о неудержимом беге времени, неизбежности гибели всего сущего и возвращении мира к первозданному хаосу; человек представляется поэту «лишь грезою природы», а жизнь в целом — обманчивым и ми¬молетным сном: «…наша жизнь стоит пред нами / Как призрак, на краю земли…» «Драма мысли» вторгается и в «драму чувств» — в любовную поэзию. Автор пишет о быстротечности и призрачности любви: «…Как ни люби, хоть день один, хоть век, / Любовь есть сон…» («В разлуке есть высокое значенье…»), о близости любви и смерти («Не верь, не верь поэту, дева…»):
Твоей святыни не нарушит Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит Иль унесет за облака.
Если в своих философских стихотворениях поэт предстает как мыслитель, то в любовной лирике он раскрывается как пси¬холог и тонкий лирик. Многие его стихи о любви имеют авто¬биографический отпечаток.
Тютчев был увлекающимся, страстным человеком. По сло¬вам его зятя И. С. Аксакова (известного писателя и публицис¬та), поэт «в сердце своем воздвиг великолепный… храм», в ко¬тором «возжег фимиам своему божеству — женщине». Первым серьезным увлечением Тютчева стала Амалия Лерхенфельд, которую он встретил в Мюнхене в 1825 году. Ей посвящены стихотворения «Я помню время золотое…» и «Я встретил вас — и все былое…». «Прекрасная Амалия» вышла замуж за сослу¬живца Тютчева, а через год поэт страстно влюбился в Элеоно¬ру Петерсон и вступил с ней в брак, который продлился до 1838 года, когда она умерла. По свидетельству тех, кто знал поэта, он поседел в несколько часов, проведя ночь у гроба жены. Од¬нако спустя год Тютчев обвенчался с красавицей Эрнестиной Дернберг (роман с ней начался еще в .1833 году), ради которой пожертвовал своей карьерой: для женитьбы на Эрнестине он, находясь на дипломатической службе в Мюнхене, самовольно выехал в Швейцарию, что привело к отставке и потере звания камергера.
Вплоть до начала 1850-х годов любовь изображается Тютче¬вым в основном как страсть: «Люблю глаза твои, мой друг…»; «С какою негою, с какой тоской влюбленной…»; «Еще томлюсь тоской желаний…». Поэт не только передает оттенки собствен¬ных переживаний, но и описывает эмоциональное состояние возлюбленной:
Вдруг от избытка чувств, от полноты сердечной,
Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц…
Или:
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огнь желанья.
Некоторые стихи Тютчева оспаривают слова Аксакова о том, что поэт обожествлял женщин. Он мог быть беспощадным и трезвым в их оценке:
Ты любишь, ты притворствовать умеешь, —
Когда, в толпе, украдкой от людей,
Моя нога касается твоей —
Ты мне ответ даешь и не краснеешь!
Если искренняя, самоотверженная женская любовь озаряет жизнь, «как на небе звезда», то любовь лживая и притворная раз¬рушительна, она рождает настроение безысходности, усиливает чувство одиночества, заставляет усомниться в существовании Бога:
И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе.
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении Творца!
И смысла нет в мольбе!
Но и взаимную любовь ожидает печальный финал. В элегии «Сижу задумчив и один…» поэт сетует на невозможность возро¬дить угасшее чувство; обращаясь к образу своей подруги со сло¬вами сожаления, вины, сочувствия, он прибегает к романтичес¬кой метафоре сорванного цветка:
…Но ты, мой бедный, бледный цвет,
Тебе уж возрожденья нет,
Не расцветешь!
Размышления о мимолетности любви и красоты ведут к осо¬знанию трагизма бытия в целом. Человек — «сей злак земной» — «быстро вянет», он не в силах противостоять неумолимому ходу времени:
Былое — было ли когда?
Что ныне — будет ли всегда?..
Оно пройдет —
Пройдет оно, как все прошло,
И канет в темное жерло За годом год.
Мотивы скоротечности счастья, гибельности любви, вины перед любимой женщиной особенно характерны для стихотво¬рений из так называемого «Денисьевского цикла» («В разлуке есть высокое значенье…»; «Не говори: меня он, как и прежде, любит…»; «Она сидела на полу…»; «Весь день она лежала в за¬бытьи…» и другие).
Е. А. Денисьевой Тютчев увлекся в 1850 году. Эта поздняя, последняя страсть продолжалась вплоть до 1864 года, когда по¬друга поэта умерла от чахотки. Ради любимой женщины Тют¬чев почти порывает с семьей, пренебрегает неудовольствием двора, навсегда губит свою весьма успешную карьеру. Однако ос¬новная тяжесть общественного осуждения обрушилась на Дени- сьеву: от нее отрекся отец, ее тетка вынуждена была оставить свое место инспектрисы Смольного института, где учились две дочери Тютчева. Эти обстоятельства объясняют, почему боль¬шинство из стихов «Денисьевского цикла» отмечено трагедий¬ным звучанием, как, например, это:
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя…
Год не прошел — спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
В стихотворении «Предопределение» любовь осмыслена как «поединок роковой» в неравной борьбе «двух сердец», а в «Близнецах» — как гибельный соблазн, родственный соблаз¬ну смерти:
И кто в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений —
Самоубийство и Любовь!
Тютчев до конца своих дней сохранил способность благого¬веть перед «неразгаданной тайной» женской прелести — в одном из самых поздних своих любовных стихотворений он пишет:
Земное ль в ней очарованье,
Иль неземная благодать?
Душа хотела б ей молиться,
А сердце рвется обожать…
Любовная лирика Тютчева, представленная относительно небольшим числом произведений (творческое наследие поэта вообще невелико по объему), — уникальное явление в русской литературе. По глубине психологизма многие из его стихов со¬поставимы с романами Ф. М. Достоевского — кстати, высоко ценившего творчество поэта.
