Николай Степанович Гумилев, как, пожалуй, никто из современных ему поэтов, был личностью действительно волевого усилия. Это оригинальное, типичное гумилевское волевое начало, определившееся в нем еще в раннем детстве, проходит и через все его творчество, и через всю жизнь. Литературное мастерство — от начала и до конца — достигалось им путем постоянных и глубоких изучений предмета. В дальнейшей его творческой судьбе это так же повлияло и на успешные шаги в области критики поэзии. В окружающей Николая Гумилева пишущей среде он приобрел звание мастера. Да и литературное объединение, которое он тогда возглавлял, называлось «Цех поэтов! Не только по профессиональной цеховой замкнутости, но и по цеховой, профессиональной исполнительности высокого класса мастеров.
С первых лет становление мастера-поэта являлось и становлением целеустремленной и наделенной ярким романтическим воображением человеческой индивидуальности. В 1906 году возрасте 20 лет Николай совершает свое первое морское путешествие. Далее в его биографии имеет место поездка в Сорбонну с целью изучения французской литературы. Душа мастера, буквально истязавшего себя усилиями в стремлении постичь совершенную форму стиха, овладеть ею, находила эти образцы в поэзии и отчасти в живописи Франции. После Сорбонского университета, уже в 1912 году, поэт в качестве начальника академической экспедиции совершает не первый свой вояж в Африку. Далее, когда Гумилев пишет свои «Абиссинские песни», сам угол его зрения оказался необычным. Абиссинские стихи стали не стихами об абиссинцах, а, так сказать, стихами самих абиссинцев. Возможно, такое толкование выглядит довольно условным, но если внимательнее читать «африканский материал», то данное утверждение обретает настоящую плоть.
Являясь помимо прочего и основателем литературного течения «акмеизм», участие в котором также принимали не менее яркие личности и поэты А.Ахматова (жена Гумилева), О.Мандельштам, сам Николай Степанович преследовал свою цель, заключавшуюся в обретении первозданности мира. В отзывах на стихи среди поэтов очень часто, и с этим не поспоришь, Николаю Гумилеву приписывали следующие определения: «слишком порой пышный и пафосный слог», «экзотический сказочник», «оторванный от реальности романтик». Безусловно, в его творчестве не встретишь никакого намека на низменные человеческие проявления. Он навсегда останется в литературе «самым звонким певцом», в чем-чем, а в красотах слога и романтическом видении мира ему, пожалуй, не будет равных.