Михаил Михайлович Зощенко, сатирик и юморист, вошел в литературу в начале 20-х годов, в эпоху сложную и драматическую, полную социальных перемен и нововведений. Уже первые произведения молодого писателя свидетельствовали
1947 о том, что русская сатира пополнилась именем мастера ни на кого не похожего, с особым взглядом на мир, систему общественных и человеческих отношений, культуру, мораль. И, наконец, это был писатель со своим особым, зощенковским, языком, разительно отличающимся от языка всех до него и после него работавших в жанре сатиры писателей.
И все же главным открытием прозы Зощенко были его герои, люди самые обыкновенные, неприметные, не играющие, по грустно-ироническому замечанию писателя, «роли в сложном механизме наших дней». Эти люди, далекие от понимания причин и смысла происходящих перемен, не могут в силу привычек, взглядов, интеллекта приспособиться к складывающимся отношениям между обществом и человеком, между отдельными людьми, не могут привыкнуть к новым государственным законам и порядкам, а поэтому попадают в нелепые ситуации.
Персонаж первой книги сатирика «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова» от лиц многих зощенковских персонажей говорит: «Много таких же, как и я, начиная с германской кампании, ходят по русской земле и не знают, к чему им… приткнуться, если каждый предмет … имеет и свое назначение, а человеку этого назначения не указано». Зачастую герои Зощенко — мещане, ограниченные, пошлые люди — вызывают не только «резкий, уничтожающий» смех, но и скрытое сочувствие. Зощенко скрывает за иронией тревогу за их судьбу, у него зачастую слышится гоголевский «смех сквозь слезы». Писатель не считал свою сатиру бичом. Он ставил перед собой несколько иные цели. В послесло-
1948 вии к своей «Голубой книге» Зощенко писал: «Французский писатель Вольтер своим смехом погасил в свое время костры, на которых сжигали людей. А мы по мере своих слабых и ничтожных сил берем более скромную задачу. И своим смехом хотим зажечь хотя бы небольшой, вроде лучины, фонарь, при свете которого некоторым людям стало бы заметно, что для них хорошо, что плохо, а что посредственно».
Зощенко ставит свои персонажи в обстоятельства, к которым они не могут приспособиться, и они делаются беззащитными или глупыми, жалкими или безобразными, ничтожными или спесивыми. Все это вызывает комический эффект, а в сочетании с просторечиями, жаргонизмами, каламбурами и специфическими зощенковскими словечками и выражениями вызывают улыбку или смех: «за что боролись?», «аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место», «что пардон, то пардон» и другие.
Что же это за обстоятельства, которые так безжалостны к людям, не играющим какой-либо значительной «роли в сложном механизме наших дней»? В рассказе «Баня» — это порядки в городском коммунальном хозяйстве, основанные на пренебрежительном отношении к простому человеку, который может позволить себе сходить только в «обыкновенную» баню, где за вход берут «гривенник». В такой бане «дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой. А голому человеку куда номерки девать? Вот и приходится посетителю привязывать к ногам по номерку, чтобы не враз потерять». И неудобно посетителю, и выглядит он смешно и глупо, но что остается делать — «не ехать же… в Америку». В рассказах «Нервные люди», «Кризис», «Беспокойный старичок» — это экономическая отсталость, парализовавшая гражданское строительство. И как результат — «не то что драка, а цельный бой» в коммунальной квартире, во время которого инвалиду «Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали» («Нервные люди»), бегство главы молодой семьи, которому житье в «барской» ванной, снимаемой за тридцать рублей в опять-таки коммунальной квартире, показалось сущим адом («Беспокойный старичок»). В миниатюре «Качество продукции» — процветающая в производстве халтура и нехватка товаров первой необходимости, вынуждающие людей бросаться на «заграничную продукцию». «А вещи действительно были, хотя и ношеные и, вообще говоря, чуть держались, однако, слов нет, — настоящий заграничный товар, глядеть приятно». В рассказах «Медик» и «История болезни» — низкий уровень медицинского обслуживания. Что остается делать больному, как не обращаться к знахарю, если ему угрожает встреча с врачом, который «операцию погаными руками произвел», «с носа очки обронил в кишки и найти не может» («Медик»)? И какие могут быть возражения со стороны больного, когда у медсестры такие «веские» аргументы: «Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте внимания. У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения» («История болезни»),
В миниатюре «Кошки и люди» жильцы вынуждены жить в квартире с печкой, от которой «семья завсегда угорает». Где искать управу на «чертов жакт», который «починку производить отказывается? Экономит. Для очередной растраты». Нет управы и на бюрократов («Волокита»), и на взяточников («Слабая тара»), которых плодила разраставшаяся административно-командная система.
Персонажи Зощенко, как послушные марионетки, безропотно подчиняются обстоятельствам. А если вдруг появится «на редкость задиристый» наподобие старика-крестьянина из рассказа «Огни большого города», который пытается протестовать и защищать свое человеческое достоинство, то власти применяют к нему административные меры. Хорошо, что хоть не отправляют в места не столь отдаленные, как это и было в сталинские годы.
Будучи оптимистом по натуре, Зощенко надеялся, что его рассказы сделают людей лучше, а те, в свою очередь, усовершенствуют общественные отношения. Оборвутся «нитки», делающие человека похожим на бесправную, жалкую, духовно убогую марионетку. «Братцы, главные трудности позади, — восклицает персонаж из его рассказа «Страдания молодого Вертера». — Скоро мы заживем, как фон-бароны». В рассказе «Огни большого города» Зощенко устами одного из персонажей провозглашает свою формулу нравственной панацеи: «Я всегда отстаивал ту точку зрения, что уважение к личности, похвала и почтение приносят исключительные результаты. И многие характеры от этого раскрываются, буквально как розы на рассвете».
Духовное обновление человека и общества писатель связывал с приобщением людей к культуре. Вспомним его рассказы «Аристократка», «Прелести культуры». Не случайно события в рассказах, посвященных этой теме, часто происходят в театре. Театр служит символом духовной культуры, которой так не хватало в обществе.
По мере ужесточения давления административно-командной системы на общество и человека, возрастало цензурное давление на сатириков. В период сталинских репрессий Зощенко вынужден оставить сатиру. Он пишет юмористические рассказы для детей (цикл миниатюр под названием «Леля и Минька»), В годы войны, работая в журнале «Крокодил», Зощенко писал повесть «Перед восходом солнца». После публикации первых глав на нее наложили запрет. И в 1946 году, после известного выступления Жданова, имя сатирика из литературы было вычеркнуто.
Последние годы жизни Зощенко были очень тяжелыми. Умер он в нищете и в забвении. И только почти через 30 лет после смерти доброе имя писателя было полностью восстановлено. Произведения сатирика вызывают огромный интерес у современных читателей. Смех Зощенко и сегодня актуален.
