А батюшка, признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва.
А. Грибоедов
Москва дала России Грибоедова. Это его родина, и неудивительно, что жизнь героев его пьесы «Горе от ума» связана с Москвой. Сегодня вам покажут дом Фамусова, сохранившийся в центре города. Но не географическое, не столичное положение интересовало Грибоедова. Его интересовала Москва как высшая после Петербурга точка дворянской цивилизации. Какие же чувства и мысли вызывает Москва?
Откроем Грибоедова. Нас встречает богатый московский барин и видный сановник Фамусов, списанный с родного дяди самого автора. Но это не исключает его типизации: «Что за тузы живут в Москве и умирают!» Это хранитель старинных традиций, которому дядя Максим Петрович, вельможа екатерининских времен, служит идеалом. Фамусову нравится надменный нрав, пышный вид, роль в свете и при дворе. Высшее положение в обществе — главное мерило. «Кто беден, тот тебе не пара», — говорит он Софье. Для него зять с чинами да звездами интересен. Вот Скалозуб желанный. Внутреннее достоинство для тузов — ничто!
Пускай себе разумником слыви,
А в семью не включат…
Да, в Москве свои понятия о чести. «Когда же надо подслужиться, и он сгибался вперегиб». Вот эта готовность сыграть при случае шутовскую роль, забыв свой возраст и надменный нрав, и есть ключ к высокому положению. Все остальное несущественно. В том числе и служба. «Подписано, так с плеч долой». Тех же, кому «прислуживаться тошно», Фамусов требует на выстрел не подпускать к столицам. Московские тузы — противники учености. Их самих ею не обморочишь, но они радеют о других: от ученья развелись безумные люди, совершаются безумные дела. Надо уничтожить книги. Однако светское воспитание для барышень Фамусов признает, хотя и знает, что это накладно. Брюзжа по поводу Кузнецкого моста, средоточия французской моды, Фамусов вполне подчиняется такой моде, дом его «открыт для званых и незваных, особенно из иностранных». Все знают господа друг о друге, потому так боятся общественного мнения, так от него зависят. Внешне все должно быть пристойно, а уж внутри дома — ни-ни! «Что станет говорить княгиня Марья Алексеевна!»
Свое суждение не имеет не только безродный секретарь, но и сам хозяин. Он привык думать, как все, повторять ходячие истины своего круга. Фамусов в восторге от всего московского — юношей, дам, девиц («словечка в простоте не скажут, все с ужимкой»), а московские вельможи — те «прямые канцлеры в отставке по уму». Сатирична Москва в изображении Грибоедова, однако есть в характере Фамусова и хорошие черты: большая доза добродушия, широкое гостеприимство, хлебосольство, отличающее москвичей вообще, хотя отзывчивость, правда, несколько извращенная: «Ну, как не порадеть родному человечку». Извечная нравственная всеядность («хоть честный человек, хоть нет — для вас равнехонько про всех готов обед») характерна для подобных людей.
Фамусов — фокус, отразивший умственную косность и самодовольство старинного московского барства. И ничто не способно изменить таких, как он.
— С тех пор дороги, тротуары
Дома и все на новый лад.
— Дома новы, но предрассудки стары. —
(это из разговоров Фамусова и Чацкого). И в них истина. Как истина и то, что все эти Фамусовы добродушны только до известной черты. Как только кто-то представляется им нежелательно опасным, они ощетиниваются и выпускают клыки. Сумасшедший! — вот их приговор умному справедливому человеку. Изгонят и опять успокоятся. Московские баре любят играть в благодетелей. Человек с такой жизненной программой, как у Молчалина, не пропадет и всегда найдет покровителей: «Частенько гам мы покровительство находим, где не метим». Целый ряд представителей московского общества: Скалозуб, Загорецкий, Репегилов, Хрюмины, Тугоухова- живая галерея московского общества 20-х годов, с отличавшим его невежеством и полным отсутствием высших интересов, стремлений и запросов. Праздная жизнь Москвы вся наполнена балами, обедами, всевозможными разорительными затеями вроде крепостного балета. Их отличает полное презрение к человеческому достоинству крепостного, которого не стеснялись менять на борзую собаку, кормить с собаками, отнимать и продавать детей, заставлять весь вечер щелкать соловьем. В этом обществе пышно процветают сплетни и пересуды. Боятся не дурных поступков — они сплошь и рядом, — а пересудов: «Грех — не беда…» «Как можно против всех!» — восклицают Туго- уховские. Взглянем еще раз на общество, собравшееся у Фамусова, пересуды о людях и нарядах, смешение французского с нижегородским, дух пустого, рабского, слепого подражания… Грибоедову удалось уловить и запечатлеть в своей комедии тот «особый отпечаток», который лежит на «всем московском».
