Русская литература первого десятилетия XXI века представляет собой огромное дискуссионное поле. Особенностью современной культуры является ее многомерность, одновременность существования разных субкультур. Рядом сосуществуют элитарная и массовая литература, литература «толстых журналов» и сетература (интернетли — тература).
В современной русской литературе жанр превратился из явления канонического в маргинальное. В творчестве писателей XXI века практически невозможно найти чистую жанровую форму романа, повести, рассказа.
Они существуют обязательно с каким-то «довеском», часто превращающим то, что поименовано, например, романом, в нечто, трудно определяемое с точки зрения жанра. Современные жанровые модификации обусловлены не столько факторами литературной действительности (жанровой эволюцией, синтезом, имманентными законами литературного развития), сколько внелитературными моментами: социокультурной ситуацией, массовыми потребностями, стремлением автора к оригинальности. В литературе происходит не естественный жанровый синтез, а синестезия, то есть выход за жанровые пределы произведения с обретением не свойственных ему от жанровой природы возможностей смежных видов искусства или даже разных искусств. Известны формы филологического романа (мемуары литературоведа, пронизанные литературной критикой, — А. Ге — нис «Довлатов и окрестности», В. Новиков «Роман с языком»,
А. Чудаков «Ложится мгла на старые ступени» и др.), компьютерного (виртуальная реальность и поведение человека по законам компьютерных игр — В. Пелевин «Шлем ужаса», В. Бурцев «Алмазные нервы», С. Лукьяненко «Лабиринт отражений» и «Фальшивые зеркала», А. Тюрин и А. Щеголев «Сеть»), киноромана (перевод кино — и телесюжетов на язык художественной прозы — А. Слаповский «Участок», А. Белов «Бригада»), винтажного романа (римейк чистых форм, которые были популярны в определенное время — Б. Акунин с проектом шпионского,
Элитарная литература ориентируется на художественную уникальность, авторский эксперимент, обращается к философскому осмыслению мира, к поискам нового героя и новых мировоззренческих основ. Писатели моделируют новые жанровые формы, модифицируют сложившиеся жанры романа, повести. В результате трансформаций появляются синтетические жанры: Писатели, уточняя специфику созданной формы, в подзагла — вии дают жанровые определения своим произведениям: А. Кабаков «Дом моделей. Повесть скучного времени», Н. Рубанова «Люди сверху, люди снизу. Текст, распадающийся на паззлы», А. Королев «Быть Босхом. Роман с биографией», И. Лиснянская «Хвастунья. Монороман», С. Боровиков «Крюк. Ненаписанный филологический роман», Г. Балл «Крик» притча-плач, В. Березин «Жидкое время. Повесть клепсидры» и др. Некоторые жанровые образования возникают при синтезе элементов не только разных жанров, но и разных видов искусства. Признаки музыкальных форм можно увидеть в романе-опере Л. Гиршовича «Вий, вокальный цикл Шуберта на слова Гоголя», Е. Шварц «Концерт для рецензий», в повести-романсе Ж. Снежкиной «Люблино».
В современной литературе трудно однозначно разделить писателей на реалистов и постмодернистов, так как реализм приобретает новые качества, используя постмодернистские приемы, а постмодернизм все больше обращается к изначальной бытийной ценности — человеку. В произведения таких писате — лей-реалистов, как А. Дмитриев, В. Маканин, О. Славникова, М. Кураев, органично входят некоторые элементы постмодернистской поэтики: интертекстуальность, цитатность, самоком — . ментарий. В то же время признанные постмодернисты В. Сорокин, А. Королев, Е. Попов от игры с предшествующей литературой, от тотального скептицизма, неверия в слово, культуру, моральные ценности переходят к поискам новых идеалов человека. В этом отношении характерны последние произведения В. Сорокина, в частности, «Путь Бро», в котором отрицавший любые ценности писатель выдвигает положительную идею общения между людьми от сердца к сердцу, хотя и переданную в неприсущей Сорокину форме мистической фантазии. Писатель показывает трагическую неразделимость достижения идеала и несвободы. 23000 братьев света должны соединиться, чтобы обрести чистый свет,-который принесет новый закон и гармонию в земной мир, мир «мясных машин», пожирающих живую плоть. Об этом случайно узнает Саша Снегирев, который родился в день и час падения Тунгусского метеорита, заброшенного на Землю Светом. Оказывается, что Сашу на самом деле зовут Бро и он является одним из тех, кого коснулись лучи Света изначального. Чтобы отыскать друг друга, посланники света вынуждены куском священного льда разбивать грудные клетки, высвобождая свет. Насилие и стремление к идеальному миру оказываются тесно связанными.
Метафизический реализм, ярким представителем которого в конце XX века выступал Ю. Мамлеев, не только не утратил свое значение, но приобрел новых последователей, объединившихся в 2004 году в Клуб метафизического реализма. В него вошли известные писатели А. Ким, О. Славникова, С. Есин, С. Василенко, В. Орлов, И. Панкеев. Метафизический реализм обращается к невидимому миру человеческой души, но не в мистическом смысле. Метареалисты пытаются художественно раскрыть некоторые «реально существующие пласты сознания», не постигаемые логически. В романе О. Славниковой «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки» отражается не только прямое, видимое влияние на душу человека страшного времени, но и подспудное разрушение души. Писатель показывает семью потомственной учительницы литературы, которая состоит только из женщин. Над этой семьей уже более ста двадцати лет тяготеет одиночество: мужья уходят, мальчики не рождаются, женщины вынуждены жить в замкнутом мирке. В этом домашнем мире ничего не меняется, только накапливаются призраки давно ушедших дней. Отношения героинь с окружающим миром сопровождается мистическими знаками, которые рассыпаны кругом. Женщины живут словно во сне, где не действуют логические законы реальности, но все подчинено какой-то воле.
На синтезе реалистической и постмодернистской поэтик построен роман М. Шишкина «Венерин волос». Автор-повествователь, носящий имя Толмач, работает переводчиком в иммиграционном комитете в Швейцарии. Перед ним проходят разные судьбы беженцев. «Венерин волос» — роман о слове, о власти слова в жизни и над жизнью человека. Слова складываются в фразы, о которых Анатоль Франс написал ставшее крылатым выражение: «Фразы жаждут». Жаждут человеческой жизни, превращаясь в лозунги и предписания, законы и приказы, определяя часто судьбы людей. В романе Шишкина судьбы — это рассказанные на интервью в комиссариате Швейцарии беглецами из разных частей постсоветского пространства истории. Чтобы получить статус беженца, некоторые рассказывают о событиях, происходивших не с ними. Но для Истории безразлично, кому именно принадлежит история в действительности. Важно, что оформленная в слове, записанная, она уже обрела вечную жизнь.
Именно записанное, запечатленное слово становится началом новой жизни и для беглецов, и для старой певицы, и для самого героя. Как сказано в эпиграфе, «ибо словом был создан мир, и словом воскреснем». Жизнь есть текст, но и текст есть жизнь.
Все истории Толмач записывает. Он не только переводчик с одного языка на другой, но и соединяющее звено между разными культурами и эпохами. В пространстве романа рассказ о чеченской войне перетекает в историю персидского похода царя Кира, вечный город Рим пересекается то с Москвой, то с Парижем, древнегреческая скульптура служит основой римскому стилю, встречаются разные веры и религии. Он предельно заполнен знаками культур разных народов и субкультур в пределах одной русской культуры. Роман Шишкина — это, действительно, расширяющаяся Вселенная, в которой время и пространство могут двигаться в любом направлении.
Здесь время может двигаться от смерти к детству, как это происходит с историей знаменитой певицы Изабеллы Юрьевой, в вымышленных, а вернее, составленных из фрагментов чужих дневников записях которой воскресает русская дореволюционная культура и быт. Воплощенные в слова, обретают жизнь самые мелкие детали ушедшего мира, запахи и звуки времени. Смерть, о которой так часто вспоминается в романе, перестает быть концом жизни. Ведь не случайно маленькая Белла, только что узнавшая о сложении и вычитании, вдруг обнаруживает на кладбище, что «над умершими людьми стоят плюсы».
В русском мире девочки время циклично и движется по православному календарю от праздника к празднику. Для каждого праздника существуют свои бытовые приметы: на Сороки (день сорока мучеников Севастийских) пекутся жаворонки с распростертыми крыльями и глазами-изюминками; с Рождества до Крещения на всех дверях ставят белый крест от нечисти; на Крещение окропляют водой углы в комнатах; на Пасху все причащаются, и папа девочки возмущается, что все — из одной ложки. Православное воспитание Беллы, которую назвали, тем не менее, в честь католички — испанской королевы Изабеллы, основывается не только на праздничных ритуалах, но на чтении Библии и рассказах няни, в которых сливаются в некое единство христианство и язычество, вера и суеверие. Потому для нее одинаково реальны и Богородица-троеручица, и домовой с мягкой лохматой лапой.
Дневник Беллы воскрешает повседневный быт и культуру дореволюционной России, особенно провинциального города. Детство русской девочки проходит в многонациональном Ростове, где она живет рядом с армянскими детьми, где узнает от няни, что евреи распяли Христа и за это их все не любят, а цыгане — это те же евреи, только наказанные Богом и обреченные на вечные странствия. Народные верования и легенды, народное толкование Библии входит в сознание Беллы, 3атем корректируется книжной культурой отца. Мир Беллы складывается из осколков разных культур, и долгое время в нем на равных существуют рассказы отца о древнегреческих городах и скифах, предания о князе Святославе и история испанской королевы Изабеллы, рыцарские подвиги и дуэль Пушкина. Неслучайно поэт предстает в ее воображении героем рыцарских романов, погибающим за честь женщины. Дневник Беллы — это место встречи времен.
Местом встречи культур для Толмача является Рим. Здесь сходятся на барельефах знаменитой колонны Траяна римские легионеры и даки; древнегреческая скульптура повторяется в римских статуях; лестница из Иерусалимского дворца Понтия Пилата перенесена в Латеран, ставший местом паломничества тех, кто жаждет исцеления. Здесь император Константин, увидевший знамение в виде креста на небе, а затем во сне руку с крестом, указывающим путь к христианству, утопил в Тибре язычника Максентия, что явилось началом европейского христианства. Рим соединяет языческую культуру с христианской. Символом этого соединения можно считать «непорочную деву, поставленную на античную, взятую из-под какого-то императора колонну».
Роман Шишкина отражает многоголосие времени, безграничность и вместе с тем сводимость к одной точке пространства, многообразие и историческую повторяемость человеческих судеб.
Одним из самых ярких и самых неоднозначно оцениваемых современных писателей можно назвать В. Шарова. Романы «Репетиции», «До и во время» одними принимаются как глубокая литература, другими безоговорочно отвергаются. Его романы «Воскрешение Лазаря», «Будьте как дети», наряду с предшествующими, предлагают интерпретацию исторических событий, основанную на убеждении в ментальной религиозности русского народа, по сути, это создание альтернативной истории. Во всех романах писателя идет нескончаемый монолог о конце мира, происходят события, придающие реалиям советской эпохи статус эсхатологического хронотопа.
Название романа В. Шарова «Будьте как дети» сразу отсылает к цитатам из Нового Завета. В Евангелиях от Матфея, от Марка и от Луки она имеет либо прямое, либо метафорическое значение.
В. Шаров использует оба значения для собственной интерпретации трагической русской революции в XX веке, создавая историческую фантасмагорию. Ключевым моментом ее является новый крестовый поход как продолжение революции и ее оправдание, аналогичный крестовому походу детей в 1212 году. В новый крестовый поход отправляются дети-беспризорники и детски не искушенный северный народ энцы, солдаты Первой мировой войны и белогвардейские офицеры, юродивые и преступники, интеллектуалы и сибирские шаманы, по-детски верящие в возможность спасения человеческого рода. В романе абсурдная история России имеет глубокие религиозные корни, и параллели между историей страны и православной историей составляют основу эсхатологического повествования.
Вся история России XX века в концепции Шарова есть история беспрерывного движения к Святой земле, Святому граду. Это история поистине всенародного похода за правдой, за святостью. Не случайно в конце романа соединяются в одном образе Святая Земля с озером Светлояр и градом Китежем, и перед читателем проходят все разбросанные по страницам, времени и пространству отряды, отправившиеся в поход за Святую Россию. Реальное объяснение их появления — болотные испарения, вызывающие фантомные галлюцинации, когда деревья принимаются за фигуры людей. Но стиль Шарова отличается неразличимостью границы между реальностью и мистикой. Перед рассказчиком проходят то ли действительно, то ли уже за чертой реального мира колонны всех, кого он знал в жизни, всех, о ком слышал от близких, все, умершие и погибшие в XX веке. В конце романа становится понятным, что спровоцировавшая религиозное объяснение исторических событий евангельская цитата “будем как дети” важна была как пружина сюжета альтернативной истории. В святой земле России оказываются равно принятыми все: солдаты Первой мировой войны, староверы и никониане, красные, белые, зеленые, погибшие в годы Гражданской войны, беспризорники и коммунары, северные самоеды и сподвижники революции, ибо, по мысли писателя, все они — дети Божьи,
В прозе начала XXI века происходит эволюция развитой в конце XX века антиутопии к «роману исторического разочарования». Появляется немало произведений, обращенных к разным периодам истории России, в которых отражается несостоятельность исторических преобразований, а обновление страны (в разные времена) предстает как несостоявшийся проект. Как ретроспективные антиутопии могут рассматриваться романы
А. Иванова,^«Оправдание» и «Орфография» Д. Быкова, «Журавли и карлики» JI. Юзефовича, «Беглец» А. Кабакова. Своеобразной национальной антиутопией является роман Т. Толстой «Кысь».
Действие Кыси происходит после Взрыва — точки отсчета антиутопической действительности. Человек в своем развитии отброшен назад, в какое-то средневековое время в русском пространстве. Люди превратились в мутантов — всякий йспытывает на себе Последствия (Толстая пишет с большой буквы, придавая им судьбоносное значение — вроде Рока). У одних по всему телу растут петушиные гребешки или уши; у других на руках не по пять пальцев, а по десять, а то и пятнадцать, извивающихся, будто щупальца. Кошки приобрели голые хвосты (вероятно, мутировали в сторону крыс) и длинный нос-хоботок; куры сделались перелетными и несут черные мраморные яйца, которые нельзя есть, но зато можно из них что-то типа самогона делать; черные зайцы живут на деревьях, а главным полезным ископае- мым-добываемым является ржавь — нечто пригодное и для изготовления пьянящего напитка и чернил, и для курения, и для покрытия крыши, и для растопки печи, и для окраски ниток. Мутировал не только внешний облик людей и животных. Судя по возрасту Прежних (как бы застывших в точке взрыва людей, ставших нестареющими, бессмертными, их можно только убить), с момента катастрофы прошло триста лет. Значит, родилось и умерло несколько поколений. Но мир не развивается, цивилизация так далеко отодвинулась назад, что люди не знают коромысла, колесо только недавно «открыто» благодетелем Федором Кузьмичом, понятия морали перевернуты или находятся на какой-то дообщинной стадии. Конец Истории уже произошел, теперь формируется Постистория или Пред(новая)история. Т. Толстая В “Кыси” демифологизируются национальная идея и национальные святыни, переосмысливается национальная история патриархальной Руси и новейшего времени. В целом роман “Кысь” — это национальная антиутопия.
Массовая литература сейчас, по мнению социологов, занимает более 90 процентов всего литературного потока. Она апеллирует к стереотипам сознания и каноническим жанрам развлекательной литературы (мелодрама, детектив, любовный роман, фантастические, приключенческие и исторические романы). Писатели используют эстетические шаблоны этих жанров, чтобы в легком непритязательном повествовании рассказать об узнаваемой читателем повседневной жизни, в которой встречается то необыкновенная любовь, то сногсшибательные приключения, где рифмуются любовь и кровь, деньги и смерть, где золушки обязательно встречают своих принцев и превращаются в богатых принцесс. Массовая литература в художественной форме компенсирует неудовлетворенные желания и непреодоленные комплексы человека, упрощает сложные жизненные проблемы, позволяет примерять ситуации «на себя». Ее герой, как правило, человек толпы, чем близок неискушенному читателю, интуитивно ищущему в литературе свое отражение. Массовая литература отличается простотой языка, прописанностью деталей, четкостью сюжета, что облегчает ее восприятие. В массовой литературе сложилось несколько направлений: женский роман, боевик, иронический детектив, исторический детектив, триллер, мистическая фантастика. Она может паразитировать на исторических сюжетах и героях, как это происходит в детективе Б. Аку — нина. Профессиональный литературовед Г. Чхартишвили (Б. Аку — нин) основывает свой успех на понимании психологии массового читателя, которого занимают приключения героя, тайны, любовные истории, интриги, включенные в исторический контекст. Особенностью массовой литературы является серийность — продолжающиеся из книги в книгу перипетии одних и тех же героев. Массовая литература печатается огромными тиражами. Уже по обложке можно определить принадлежность книги массовой литературе. Наиболеее популярными именами в этом роде литературы А. Маринина, Д. Донцова, В. Платова, Т. Устинова, представляющие женский иронический детектив. Не менее популярна, особенно у молодых читателей, мистическая фантастика
С. Лукьяненко и мифологические фэнтэзи Г. Л. Олди, Ника Перумова, Ф. Пулмана, «славянская фэнтэзи» М. Семеновой.
В современной русской литературе, особенностью которой является разнообразие форм, смешение и перемешивание жанров и стилей, происходит реанимация многих жанров, в советские годы утративших свою актуальность. Одним из таких является авантюрный роман, ведущий генеалогию от западноевропейского плутовского романа, претерпевший бурное развитие в русской литературе 1920-х годов (И. Ильф и Е. Петров, А. Толстой, В. Катаев, В. Каверин). Возрождение авантюрного романа связано с социальными обстоятельствами, диктующими предприимчивость, плутовство, снижение моральной планки как необходимые для достижения успеха черты героя нашего времени. Довольно крупное издательство ACT даже выпускает целую серию «Русский плутовской роман». «Новая Эразмиада, или Глупость в России» В. А. Иванова-Тверского, «Хора на выбывание»
В. Ларченкова, романы Б. Кенжеева дополнили плутовские романы Ю. Дружникова «Суперженщина» и «Первый день оставшейся жизни». В них сюжет — это ряд приключений, герой (героиня) — блестящий плут, активно стремящийся к реализации своих целей, место действия географически экзотично, финал открыт, притязания героя терпят крах.
Важной чертой современного литературного пространства является размывание границ между элитарной и массовой литературой. В отличие от литературы конца XX века, когда при всей пестроте картины и многообразии жанров и стилей все же можно было выделить стилевые тенденции и направления, новейшая литература — это литература авторских художественных моделей. В произведениях современных писателей происходит сращение приемов и установок реализма с постмодернистской художественной техникой. Глубокий психологизм может сочетаться с авторской игрой с читателем, узнаваемые современные реалии могут существовать в одном пространстве с фантастикой и мистикой, история познаваться через детективный сюжет, а философские вопросы бытия осмысляться в мелодраматических коллизиях.
Многообразие писательских стилей, авторских жанров в современной литературе свидетельствует о свободе ее развития и существующих перспективах.