Вы находитесь: Главная страница> Шолохов Михаил> «Нравственная целина» казачества (по роману М.А. Шолохова «Поднятая целина»)

Сочинение на тему ««Нравственная целина» казачества (по роману М.А. Шолохова «Поднятая целина»)»

Народ может простить писателям многое, но не может простить молчания во времена, когда решается его судьба. Именно такое переломное для народа время отражено в романе Михаила Александровича Шолохова «Поднятая целина». События, изображенные в романе, происходят на Дону в самый разгар коллективизации. Создавая «идиллию» колхозной жизни, выдавая желаемое за действительное, Шолохов тем не менее, зная не понаслышке обстановку в Ростовской области, сумел сказать о коллективизации правду, пусть не в полный голос.
Начинается коллективизация в хуторе Гремячий Лог под руководством двадцатипятитысячника Семена Давыдова, рабочего Краснопутиловского завода, приехавшего по зову партии, чтобы привести «крестьянина на пролетарском буксире к социализму». Многое в романе кажется противоречивым, но зачастую закономерным. С одной стороны, мы видим, как меняется нравственный облик казаков. Давыдов старается воздействовать на сознание сельчан своим собственным примером, когда ставит рекорд на самой трудной сельской работе — пахоте: «Умру на пашне, а вспашу десятину с четвертью!», и задел этим самолюбие казаков. После этого даже Антип Грач, самый забитый бедностью и неудачами казак, вспахал столько же.
За несколько месяцев изменилось сознание крестьян: стали казаки трудиться на колхозном поле. Примером для них служит Кондрат Майданников, совестливый и трудолюбивый человек, который «колхозную копейку уронит, а две поднимет».
С другой стороны — нравственное падение человека. Необходимость расстаться с кровным, нажитым, с теми, кого ты кормил и кто кормил тебя, оборачивается крушением мира для казаков. И как бы в предчувствии конца света, они начинают уничтожать стельных коров и овец, молодняк. В сцене раскулачивания Гаева Шолохов показал окончательное падение людей. Беднота, дорвавшаяся наконец до чужого добра, бесчинствует. С упавшего старика Лапшинова Демид Молчун стянул валенки и надел на себя. Ушаков рвал из рук хозяйки гусыню до тех пор, пока не оторвал голову. Любшин щеголяет в шароварах, отобранных у соседа, жена Ушакова в новой юбке, снятой с кулацкой девки, а детишки их получили одежонку, возможно, с детей Гаева. Даже Андрей Разметнов, председатель сельсовета, отказывается идти раскулачивать, «с детишками воевать». «Разве это дело! Пришли мы — как они взъюжались. На мне ажник волос ворохнулся! Бабы — по-мертвому, водой отливали сноху, детей», — говорит он. И так в каждой семье раскулаченных.
Так на практике осуществлялся социалистический гуманизм, который, отвергая общечеловеческие ценности, проповедовал классовые приоритеты — любовь к человеку социально близкому и ненависть к классовому врагу, даже к детям которого не допускалось сострадание: «А они нас жалели?» — кричит Давыдов, вспоминая свое детство. Нагульнов же в припадке ненависти говорит Разметнову: «Жалеешь? Да я, тысячи стано- ви зараз дедов, детишек, баб… Да скажи мне, что надо их в распыл. Для революции надо. Я их из пулемета всех порешу!» Нагульнов готов все проблемы решать при помощи револьвера: наганом бьет единоличника Банника по голове, заставляя везти семенное зерно в общественный амбар, в другой раз с наганом в руках обороняет колхозный амбар от бунтующих баб.
Таким образом, грабеж, присвоение чужого были официально разрешены и одобрены, давали законные основания для проявления самых низменных чувств и устремлений — зависти, стяжательства, давая выход злобе, мстительности, то есть освобождая от моральной ответственности каждого соучастника творимого преступления. Это можно объяснить, но не оправдать, отчасти тем, что обращение людей в иную веру — «колхоз», часто сопровождающееся насильственными методами, требование отказаться от веры в Бога, не посещать церковь, которая для русского народа всегда была неотъемлемой частью жизни, поломало привычный стиль жизни, моральные устои. Отчасти тем, что тогда многие, особенно молодежь, с оружием в руках защищая власть Советов, думали, что путь в счастливое будущее лежит через насилие и кровь.
Мне кажется, что идея коллективизации потерпела не только историческое, но и моральное поражение. Многие критики сейчас спорят, изменил ли талант Шолохову, так как в своем романе он все-таки написал полуправду. Но наверное, людям свойственно идеализировать действительность, когда они уверены в своей правоте. Шолохов не избежал этой участи. Заканчивая роман, писатель утверждает веру в новую жизнь, мечту о лучшем: «За невидимой кромкой горизонта алым полымем озарялось сразу полнеба, и, будя к жизни засыпающую природу, величавая и буйная, как в жаркую летнюю пору, шла последняя в этом году гроза».