Она возникает из мистического тумана и приобретает зримые черты девушки с косой — обыкновенной, жаждущей и ждущей любви. Просто любовь (или Любовь? Дмитриевна?), а казалась Смертью с Косой.
Так всегда у этого Поэта, и какие бы потусторонние фантазии он ни придумывал, сердце и талант возвращали его к обыкновенной жизни, увиденной с необыкновенной стороны.
Вот и Родину, Россию, Русь он озарил сиянием своих глаз, и трудно возразить против этого необычного «Русь — жена». В самом деле, кто еще? Если она любимая (а ведь любимая же!), то на что не пойдет МУЖ, то есть Воин,
Мыслитель, Искатель, защищая Ее от жадных взглядов и рук любителей поживиться. На все и пойдет, на жизнь и на смерть:
Наш путь стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
… И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль!
В самом деле, как не жена?! Это от невесты требуются какие-то загадки и тайны, и бездонный взгляд каких- то там очей:
Девушка пела в церковном хоре…
И всем казалось, что радость будет…
И луч сиял на белом плече…
Родина как Жена, может не быть милашкой с глянцевой обложки журнала, может смотреть сурово и требовательно, чтобы ты исполнил свои обеты:
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
И ты исполнишь свой долг перед ней — Вечной Женой — Русью:
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
Собственно, больше ничего настоящий Муж и не потребует от Жены — только память и поминовение. Ведь столько пройдено вместе, что и похожи друг на друга евразийская Русь-Жена и ее Охранитель:
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными очами!
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Мы любим всё…
Нам внятно всё…
Мы помним всё…
Сам поэт называл Россию «Сфинксом с древнею загадкой», поскольку не раз и не два обращалась она то в женский лик, то в девичье личико, то в «мгновенный взор из-под платка», то в проницательные материнские глаза, то — внезапно — в осенний день.
О, нищая моя страна,
Что ты для сердца значишь?
О, бедная моя жена,
О чем ты горько плачешь?
И как Она прощает и прощала грехи не раз, так и поэтический двойник великого Блока не поставит Ей в вину Ее грехи,
Чтобы распутица ночная
От родины не увела.
Честно говоря, сам автор в конце этих строк поставил вопросительный знак, но мы-то знаем, что его ничто не увело от Родины.
Синеокая, Бог тебя создал такой.
Гений первой любви надо мной.
Подобно тютчевскому герою, Блок «посетил сей мир в его минуты роковые» и не мог предвидеть будущих испытаний Руси, предчувствуя их. Он знал, что, в отличие от Вечной Жены, не вечен, что ему не увидеть из своей смерти Ее жизнь. И вот его молитва:
И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, —
Те, кто достойней, Боже, Боже,
Да узрят Царствие Твое!
