Выражаясь языком кинорежиссуры, почти вся поэма А. Т. Твардовского — сплошная массовка на натуре. Причем камера всегда стоит в гуще народной, в толпе, а не показывает нам вид сверху. В центре кадра всегда солдат, чаще всего — крупным планом, когда видна каждая морщинка и даже черные следы от порошинок на щеках. Но кроме массы бойцов, плотно населяющих поэму, обрисованных лаконично, но остро, выразительно, в «Василии Теркине» живут и более полно выписанные герои (генерал, лейтенант, «гражданские лица» — дед, баба). Однако все они показаны как бы видом со стороны строя солдат, поэтому как бы отстоят от основной массы бойцов. Впрочем, как и положено батюшке-генералу и отцам-командирам, на то у них погоны и другие знаки отличия.
Всего четыре строфы посвящены лейтенанту: он повел взвод в атаку и погиб в бою. Но он запоминается, потому что даже малые детали создают цельный, стремительный, мальчишеский характер: и емкая строка — «весельчак, плясун, казак», и, конечно, быстро развивающееся действие. Лейтенант
Первым встал, стреляя с ходу,
Побежал вперед со взводом…
И нырнул он в снег, как в воду,
Как мальчонка с лодки в вир.
И пошло в цепи по взводу:
— Ранен! Ранен командир!..
Подбежали. И тогда-то,
С тем и будет не забыт,
Он привстал:
— Вперед, ребята!
Я не ранен. Я — убит…
Герои второго плана всегда безымянны, как и водится. Только Теркина зовут по имени — Василий. И то потому, что самое распространенное Иван — как бы обобщающее имя для всех русских в противостоянии «Иван — Фриц». По удачной реплике старшины: «каждой роте будет придан Теркин свой», становится понятно, что Теркин — имя нарицательное только для выделения героя из общей массы. В образе Василия Теркина полно и сильно раскрыт замысел поэмы — поэтически воссозданы черты героического поведения бойцов из простого народа на войне, то есть черты героического воина из «черной сотни», чудо-богатыря по духу, а не по внешнему облику. Ведь сам Теркин хоть и симпатичен внешне, но довольно неказист — далеко ему до Еруслана-воина — «не высок, не то чтоб мал», «всеобща» и фронтовая биография героя (он отступал, был ранен, вернулся в строй, наступал, вошел в Берлин).
Хотя на протяжении всей поэмы автор незамысловато подчеркивает мирный характер Теркина, который по призванию и мастерству крестьянин, сапожник, печник и плотник, часовщик и слесарь. За плечами Теркина лежит серьезная жизненная школа. Он человек труда, он сам говорит о себе: «я в колхозе курс прошел». В главе «Два бойца» рассказывается о посещении Теркиным, возвращающимся в свою часть, деда и бабы. Теркин починил часы, которые стоят двадцать пять лет: «С той войны еще стоят».
Не случайная удача и не знание особых секретов часового мастерства приносят герою успех. Секрет успеха — чудесная сила его трудовых рук, смекалка:
Просвистел:
— Плохи дела…
Но куда-то шильцем сунул,
Что-то высмотрел в пыли,
Внутрь куда-то дунул, плюнул, —
Что ты думаешь, — пошли!
И здесь поэт заостряет народность, собирательность характера героя, обращаясь к народнопоэтическим и сказочным оборотам вроде «дунул:плюнул» и «шильцем сунул». Но важна не только умелая сноровка Теркина: он уважает труд, откровенно любуясь сделанным своими руками. Так в поэме Твардовского о войне даже глубже, чем во многих произведениях, предстали перед нами поведение, характер, психология труженика, воплотилась эстетика физического труда. И вообще Теркин в обобщенном сказании выступает скорее как бессмертный дух народа:
И не раз в пути привычном
У дорог, в пыли колонн,
Был рассеян я частично,
А частично истреблен…
Духу, разумеется, без надобности земная суетность и преходящая слава. Его самоотречение доходит до того, что ему не надо ордена — достаточно медали для форсу перед девками на «вечор- ке». Нет у него особых друзей в роте: его друзья — все бойцы, все породненные войной люди. Дух существует вне времени и одновременно везде. Вторая ипостась — еще один Теркин, но Иван Теркин. Характерно сопоставление двух Теркиных. Известно, что второй Теркин, Иван, так же как и Василий, — и герой, и шутник, и гармонист. Однако наш герой, явно выражая мысль автора, заключает:
Но одно тебя, брат губит:
Рыжесть Теркину нейдет.
Иван Теркин — намеренно рыжий, чтобы его отличили от подлинного Теркина, Василия. А это — резко индивидуальный, «особенный», относительно редкий признак, обособляющий героя от других, признак, который именно поэтому «нейдет» Василию: ему нельзя внешним видом выделяться из массы, олицетворением которой он является. Многие особенности народного, национального характера, проявившиеся как бы коллективно — в массовых сценах, или ярко индивидуально — в подвигах отдельных эпизодических героев, приобретают в образе Василия Теркина знаменательную обобщенность. Естественно, что Теркин, не ожидая приказа, сам вызывается на трудные, смертельно опасные подвиги — переправа через ледяную реку из резведпоиска или краткий эпизод, когда Теркин заменил убитого командира. Такие душевные побуждения неоднократно поэтизируются художником как высший нравственный идеал:
Где ж ему искать героя?
Надо самому!
Беззлобное балагурство, прибаутка, шуточный оборот, как это часто встречается у Твардовского, только заостряет серьезность мысли. В подобных утверждениях и ситуациях завязывается поэтическая идея, которая станет господствовать в поэзии Твардовского позднее: человек ответствен за свои поступки не только перед людьми, но и перед самим собой, своей совестью. Совесть не позволяет Теркину ожидать, пока кто-нибудь другой вызовется стать под пули, а лихое балагурство лишь подмога в бою. Оно позволяет преодолеть «запредельный» барьер простого человеческого страха. Но помимо балагурства Теркину свойственен и особый душевный такт, тонкое понимание того, что чувствует другой:
Разве я не разумею?
Я вторую, брат войну…
Два ранения имею И контузию одну.
Вот такое слияние боевой лихости и ранимой чуткости русской души отличали большинство простых советских воинов в ту далекую от нас эпоху Великой Отечественной войны. Современный солдат давно не такой, но не потому что он плох, а потому что эпоха такая. И не только русский солдат, все сейчас такие. Об этом свидетельствуют опыт неправедной вьетнамской войны США и столь же позорного вторжения СССР в Афганистан, полная беспомощность в общевойсковом бою американских солдат в Ираке и такая же нераспорядительность российских миротворцев в Сербии и Грузии, неумелы действия спецназа в Чечне. Солдат тут не причем — эпоха такая. Время героев и титанов прошло.
