Вы находитесь: Главная страница> Блок Александр> Образы и символы в поэме А.А. Блока «Двенадцать»

Сочинение на тему «Образы и символы в поэме А.А. Блока «Двенадцать»»

Поэма Блока навеяна событиями русской революции 1917 года. Сразу же после своего появления она вызвала самые ожесточенные споры и разноречивые толкования. Одни с презрением отвергали ее как «большевистскую», другие — видели в ней и в ее героях злую пародию на большевиков. Однако сам Блок в записке о «Двенадцати» (1920) написал: «… те, кто видит в поэме политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой».
Поэт приветствовал и воспевал революцию как возмездие старому миру, но главным в ней для него было очищение и искупление. Поэтому в конце поэмы появляется образ Искупителя, принявшего крестную муку ради искупления рода человеческого. Не случайно в поэме многократно присутствует число 12: в названии, в числе ее главок и героев, которых столько же, сколько было апостолов. Но образы поэмы сложны и противоречивы. Противоречивость их не только отражение объективных противоречий революционной действительности, но и выражение субъективного противоречия, той двойственности, которая отличала отношение Блока к революции задолго до того, как она совершилась. Ибо Блок и страстно ждал революции, и страшился ее. Его страх был порожден не трусостью, это был страх пророка, который заранее готовил себя к жертвенной гибели. «Я люблю гибель, любил ее искони и остался при этой любви», — писал Блок в письме к Андрею Белому. Поэту всегда было свойственно чувство глубочайшего самоотречения во имя Идеала, имя которого менялось, но содержание оставалось прежним. В 1908 году в статье «Народ и интеллигенция» Блок написал: «… для того, чтобы … отречься от самого дорогого и личного, нужно знать, во имя чего это сделать». И Блок ответил себе: во имя России. Он решился сказать страшные слова: огонь революции будет очистительным для народа, но для интеллигенции он будет губительным. И Блок принял приговор, который сам себе подписал.
О «двенадцати» в поэме сказано: «ко всему готовы, ничего не жаль», они «идут без имени святого». Почему же «впереди» —
Иисус Христос? Блок ввел в конец поэмы образ Христа не сознательно и рационально, он внял своей глубокой мистической и даже пророческой интуиции и сам не смог вразумительно, то есть рационально, объяснить ни себе, ни другим, что означает его Христос, который «впереди» — «за вьюгой невидим». В чем же разгадка образа Христа? От солдат революции Христа отделяет стена вьюги, и здесь пространство — это символ времени, которое отделяет безудержный разгул революционной стихии от Его второго пришествия. Христос — впереди того времени, в которое жил Блок, в которое проливалась кровь и во имя любви к человечеству творилась несправедливость… Трагедия Блока в том, что он чисто рационально хотел верить в то, что «кровавый флаг» — это «святое знамя», а «черная злоба» — это «святая злоба»…
Романтический идеал Блока всегда нес на себе печать двойственности. Уже в стихах о Прекрасной Даме рядом с «ангелом-хра- нителем» Беатриче появляется иная, темная и пугающая фигура, которую он в самых первых своих прозрениях называл Астартой. (Позднее двойник Прекрасной Дамы стал носить имя Незнакомки.) Поэтом всегда владело роковое предчувствие, что его идеал приобретет страшные черты:
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты…
Точно так же раздвоен у Блока и образ России, которая олицетворяла для него Красоту в мистической устремленности к неведомому прекрасному будущему, но в то же время виделась ему косной, темной, застойной, словно болото, в которое она затягивала поэта, готового отдаться гибели:
Полюби эту вечность болот:
Никогда не иссякнет их мощь…
Поэма «Двенадцать» — завершение и конец романтического идеала Блока. В огне революции сгорело все, во что он верил, ради чего жил. Наступило чудовищное разочарование. Современники Блока вспоминают, что уже за год до кончины Блок часто повторял: «Дышать нечем… Душно». Писатель Е. Замятин так объяснил эти слова: «Блок слишком много себя отдал последней своей Прекрасной Даме — огненной и вольной стихии, и слишком больно ему было, когда от огня остался только один дым. В дыму он не мог жить».