Не стану уходить от прямого ответа, а просто скажу: не образы отдельных казаков, а образ всего казачества в русской советской литературе в общем и целом резко отрицательный. Лютой ненавистью к казакам горит Василий Иванович Чапаев в романе Д. А. Фурманова. Не показывая ни одного казака в отдельности, писатель выводит их всех в виде жестокого и беспощадного племени каннибалов, готового сокрушить всех до единого красных бойцов. Но и Чапаев ставит лишь одну самую главную задачу перед своими красноармейцами — задачу физического уничтожения уральских казаков.
Причина всех людских бед в романе А. С. Серафимовича «Железный поток» одна-единственная — кровожадность кубанских казаков. Только казацкая античеловечность гонит Таманскую армию красных бойцов революции и обозы с иногородними (не казаками) по горам и степям на верную гибель. Пожалуй, только Алексей Толстой в трилогии «Хождение по мукам» пытается объяснить причину жестокости казачества — она в беспощадности к казакам красноармейцев, которые обирали богатые казацкие станицы до нитки. В «Железном потоке» чуть-чуть симпатичен писателю образ молодого красного казака Алексея. Но и тот почему-то даже в мыслях не позволяет себе связать свою жизнь с иногородней мужичкой Анкой, а мечтает о некоей придуманной гимназистке, благородной барышне. Зато с огромной симпатией относится писатель М. А. Шолохов к Мишке Кошевому в «Тихом Доне», но и тот в душе палач и предатель — пытается сдать своего шурина Григория Мелехова в ДонЧК.
Положение казачество было двойственным. Во-первых, это тоже «простонародье», которое немало терпело презрения со стороны высших классов и образованных слоев. Во-вторых, казаки — все же в значительном смысле привилегированное сословие. Они не платили налогов, имели большой надел земли на душу каждого служивого казака. Правда, Александр Серафимович в «Железном потоке», возможно, единственный раз позволяет себе посочувствовать казаку, когда описывает, каким путем он беднеет: лошадь для службы купи дорогую, справь сбрую, седло коню и униформу себе, закажи пару револьверов у оружейника и купи у государства винтовку, и так все до последнего ухналя, гвоздя для подков. Но это — как бы мимолетная симпатия А. С. Серафимовича к простому казаку. В основном его позиция по отношению к казачеству в целом совершенно однозначная и непримиримая: казак — враг советской власти.
Только в произведениях Михаила Александровича Шолохова казачество показано изнутри, но все же в значительной мере с «классовых» позиций и со стороны «иногородних» крестьян, мастеровых, купцов, кем был сам писатель по семейному воспитанию. Прежде всего у Шолохова выделен мотив жестокой, непримиримой классовой борьбы, расколовший казачьи станицы. «Через хутор словно кто борозду пропахал и разделил на две враждебные стороны», — читаем в рассказе «Смертный враг». Именно он, этот лейтмотив, определяет развитие сюжета любого произведения Шолохова, оказывает влияние на обрисовку характеров персонажей.
Казаки обманулись в своих надеждах на советскую власть. Гражданская война продолжается и после разгрома казачье-бело- гвардейского восстания. В «Донских рассказах» Шолохов с позиций коммунистов показывает, как казаки-кулаки со звериной жестокостью расправляются с теми, кто посягает на нажитую ими якобы эксплуатацией и обманом собственность, не останавливаясь перед убийством собственных сыновей, если те пытаются вырваться из-под влияния казачьих традиций («Родинка», «Червоточина»). А с позиции здравого смысла это была борьба за выживание тысячелетней царской России, дух которой окончательно будет уничтожен только в 21-м веке.
Разумеется, в ранних рассказах Шолохова, бывшего бойца ЧОНа, «качавшего» зерно из казаков, главная линия размежевания проходит между беднотой и кулаками. «Смертным врагом» называют кулаки бедняка Ефима за непримиримость в борьбе за права бедноты. Сюжеты ранних рассказов Шолохова отличаются напряженным драматизмом. В них немало жестоких сцен. Молодой писатель был убежден: правда на стороне коммунистов. Тем не менее уже в «Донских рассказах» определилась существенная черта шолоховского гуманизма — за «классовой» непримиримостью проглядывает горе и страдания самих казаков. Но в целом М. А. Шолохов укрепляет «классовую» позицию, которую в те годы занимали А. С. Серафимович, Д. А. Фурманов. Эта позиция шла вразрез с общечеловеческими представлениями о гуманизме. Все же большинство писателей на заре Советской власти были проникнуты здравым опасением или даже страхом перед большевистской революцией, которая реально несла вырождение человеку, угрожала завоеваниям культуры (об этом свидетельствуют рассказы М. А. Булгакова, Е. И. Замятина, Б. А. Пильняка, романы И. Г. Эренбурга). Особенно обостренно прочувствовал бесчеловечность революции И. Э. Бабель в романе-хронике «Конармия». Бабелевские «красные казаки» — изверги рода человеческого, по сравнению с ними бледнеют даже зверства белоказачества.
Шолохов пытается выделить в казачестве «прогрессивный элемент». Основные герои его ранних рассказов — казачья беднота, ремесленники, люди, отколовшиеся от старозаветной казачьей среды либо уже не связанные с нею. То есть перестань быть старорусским и православным по убеждениям, так сразу станешь прогрессистом и даже революционером. В этих простых, часто безграмотных люмпенах-казаках молодой писатель увидел характеры удивительной силы (Богатырев в «Председателе Реввоенсовета республики», Николка Кошевой в «Родинке»). Их деградированный социальный статус, по Шолохову, гарантирует им высоту нового духа и чистоту коммунистического сознания. Если они и вынуждены прибегать к жестокости, то исключительно лишь в ответ на звериную жестокость кулачья. Большевики манипулируют христианскими понятиями добра и зла: в противоположность «бесчеловечности» старого мира, охраняемого богатеями-казаками, революция утверждает высокую человечность, бескорыстие, справедливость на крови и репрессиях во имя «очищения» общества и всеобщего блага (как показал М. А. Шолохов в рассказах «Продкомиссар», «Жеребенок», «Алешкино сердце»). Не дрогнул продкомиссар Зиновий Бодягин, когда среди приговоренных к расстрелу увидел и своего отца, дышавшего лютой ненавистью к Советской власти. И тот же Бодягин сознательно обрекает себя на гибель, чтоб спасти замерзающего ребенка, который как бы олицетворяет приход в мир «нового человека». Но ведь Христос и Антихрист приходят в мир младенцами.
