1. Значение произведения в истории литературы.
2. Роль пародии в «Истории одного города».
3. Градоначальники города и их изображение.
4. Мастерство Салтыкова-Щедрина.
Так начнем повесть сию…
М. Е. Салтыков-Щедрин На вопросы, связанные с написанием «Истории одного города», М. Е. Салтыков-Щедрин отвечал, что книга эта посвящена современности. Он никогда не предполагал даже, что текст его произведения станет интересен для потомков, однако и современный читатель найдет в «Истории…» что-то, что покажется ему интересным и актуальным. Большое значение в тексте имеет пародия. На ней основана вся сюжетная линия, она присутствует в большинстве описаний. Однако помимо иронии и насмешки, пародия необходима для создания особого пространства — полусказочного, полуре-алистичного.
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и преподобный тот корень, от которого знаменитое сие древо произошло и ветвями своими всю землю покрыло». Так начинается произведение, и в этом отрывке читатель без труда отгадает вступление к «Слову о Полку Игореве». Несмотря на то что Щедрин несколько поменял смысловой и ритмический рисунок текста, отрывок тем не менее выполняет свою функцию — настраивает на определенный, возвышенно-былинный лад. Пародия на известное произведение придает тексту некую псевдодостоверность, почти фельетонную трактовку истории, серьезность и драматизм момента приглашения чужого правителя: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами» — становится несерьезностью и нелепостью. Ибо мир города Глупова — мир зазеркалья, где действуют законы «от противного». Не хотят князья идти править глуповцами, да и тот, который захотел, ставит над ними своего же, глуповского «вора-новатора». Дальнейшие главы представляют читателю летопись, описывающую жизнь глуповцев в разные периоды истории при разных правителях (опять же летопись — прием, необходимый для создания большего правдоподобия, жизненности произведения). Глава же «Опись градоначальников» представляет целую вереницу уродливых, гротескных, нелепых персонажей, по той или иной причине исполняющих роль градоправителей. И вроде бы имеют они нормальные имена, фамилии и отчества, выглядят как люди и имеют довольно обычные слабости и недостатки, но при этом в каждом из образов содержится нечто совершенно фантастическое, потустороннее, оттого еще более страшное. Однако каков народ, таков и царь. Ведущие свой род от древних головотяпов, неспособные самостоятельно избрать себе правителя из числа своих же соплеменников, глуповцы по природе чрезвычайно «начальстволюбивы». Они чувствуют себя бессильными сиротами, оставшимися без какой бы то ни было опеки, потому самодурства Органчика принимаются как «спасительная строгость». Вся нелепость ситуации кроется в слепом послушании человеку, у которого в голову вмонтирован органчик, проигрывающий две фразы: «не потерплю» и «разорю». Обычны для Глупова такие правители, как Иван Пантелеич Прыщ, голова которого наполнена фаршем, француз Дю-Марио, «при ближайшем рассмотрении оказавшийся девицей». Но кульминацией абсурдного перечисления становится Угрюм-Бурчеев, «прохвост, задумавший обхватить всю вселенную». Его одолевают безумные идеи по установлению единых уравнивающих порядков как в городе, так и в дикой природе. Для того чтобы Глупов соответствовал его измышлениям, горожанам приходится буквально уничтожить его, безропотно подчиняясь приказам властителя-самодура., Его бредовые идеи и слаженные действия приводят к смерти и глуповцев, и градоначальника, что означает несостоятельность, бессмысленность его идей перед законами живой природы.
Необходимо сказать также о таких занимательных персонажах, как Иван Матвеевич Баклан — ростом трех аршин и трех вершков, происходящий по прямой линии от самой высокой в Москве колокольни Ивана Великого и гибнущий от преломления во время разразившейся бури; Никодим Осипович Иванов, который «был столь малого роста, что не мог вмещать пространных законов, умер от натуги, усиливаясь постичь сенатский указ» и многие другие.
Использование сатиры и фантастики при создании образов градоправителей совершенно неслучайно — оно было продиктовано особенностями творческого задания. Описываемые персонажи не должны были быть совершенно гротескными — при всей их нелепости и фантастичности, они должны были связываться в сознании читателя с ходом реальной истории, то есть должны быть узнаваемы. Так, вспоминая о характеристиках Никодима Осиповича Иванова, настолько малого, что его разум был неспособен вмещать несколько законов сразу, читатель должен понимать, что нелепые характеристики взяты автором из реальной истории.
Дело в том, что с середины XVII века по 1825 год было издано бесчисленное количество законов, составивших порядка сорока пяти томов. Такое же количество томов с законами вышло в свет при Николае I и Александре II. особенностью определения этих законов являлась невероятная пространность и запутанность формулировки. Потому и обычному человеку было немудрено «лопнуть от натуги», пытаясь вместить в себя несколько законов одновременно.
Вообще исследователи находят в некоторых фигурах реальных исторических деятелей. Так, например, в образе Негодяева есть нечто от Павла I, в фигурах Микаладзе и Грустилова — от Александра I, в Перехват-Залихватском — от Николая I. Глуповская история, по сути своей, является про-тивоисторией. Это смешная, гротесковая оппозиция реально существующему миру, высмеивающая через текст летописи саму историю. Но и здесь не изменило автору тонкое чувство меры. Пародия позволяет, исказив реальность, разглядеть в ней нечто смешное, несерьезное. Но Щедрин не забывает о том, что объектом его пародии и насмешки является самое. серьезное понятие — понятие исторического хода государства. «История одного города» была несколько раз экранизирована, ставились спектакли, — эти действия проходили с чрезвычайным успехом. Но попытки перевести произведение на иностранные языки была неудачной — чужая речь не способна передать в полной мере оттенки смысла и юмора, вложенные в ткань текста трудолюбивой рукой автора.