Произведение Б. К. Зайцева «Преподобный Сергий Радонежский» было написано в 1925 году в эмиграции. Идея жизнеописания самого почитаемого на Руси святого старца, по признанию автора, «никак не явилась бы автору и не завладела бы им в дореволюционные годы».
Читая жизнеописанне знаменитого русского святого XIV века, отмечаешь, что именно во времена потрясений могут появляться такие произведения, дышащие страданием и надеждой, печалью и любовью, — всеми высокими чувствами, которые возникают в душе человека, болеющего за свое Отечество.
Мне но дуню то, что автор изобразил Сергия именно как русского национального святого, со всеми присущими русскому человеку душевными качествами, из которых автор выделил ярче всех «скромность подвижничества». Черта очень русская. Не зря в жизнеописании Сергию противопоставляется другой, католический святой — Франциск Ассизский.
Преподобный Сергий не отмечен особым талантом, даром красноречия. Он «бедней» способностями, чем старший брат Стефан. Но зато он излучает свет — незаметно и постоянно. Б. К. Зайцев в своем произведении поставил перед собой задачу, как я полагаю, раскрыть образ Сергия в постепенном, ясном, непрерывном и даже не в драматическом восхождении к святости. Святость растет в нем органично.
Сергий последовательно тверд и непреклонен в своей кротости, смирении, скромности. Когда монастырская братия вдруг начала роптать, игумен не стал упрекать своих «детей» в греховности. Он, уже старый человек, взял посох и ушел в дикие места, где основал скит Киржач. И другу своему, митрополиту московскому Алексию, не позволил наложить на себя золотой крест: «От юности я не был златоносцем, а в старости тем более желаю пребывать в нищете». Таким мировоззрением святой Сергий на Руси завоевывает великий нравственный авторитет, который, как показала история, только и позволяет ему совершить главный подвиг жизни — благословить Дмитрия Московского на битву с поработителями Отечества.
К сожалению, светлые чудеса на Руси случаются гораздо реже, чем великие потрясения. Во времена ордынского ига Русь испытывала двойной удар: «разоряли и чужие, и свои». Все эти несчастья испытала на себе семья отрока Варфоломея. Отец будущего святого, Кирилл, получил в Радонеже поместье, по сам уже, по старости, не мог вести хозяйство. Его замещал сын Стефан. На Варфоломея надежды не было, потому что отрок все больше стремился к уединению, к молитве, к Богу. Тяжелая, полная насилия жизнь еще сильнее укрепляла его в мыели покинуть родной дом и стать иноком.
Перед читателем предстает скромный, погруженный в общение с Богом отрок. Отец, как мог, сдерживал сына от этого шага: «Мы стали стары, немощны; послужить нам некому; у братьев твоих немало заботы о своих семьях. Мы радуемся, что стараешься угодить Господу. Но твоя благая часть не отнимется, только послужи нам немного, пока Бог возьмет пас отсюда; вот проводи нас в могилу, и тогда никто не возбранит тебе».
Варфоломей пожалел родителей и остался. Пожертвовал своим влечением к зовущей его новой жизни ради родных людей. В связи с этим вновь вспомню о противопоставлении святого Сергия святому Франциску. Автор уверен, что «святой Франциск ушел, конечно бы, отряхнул прах от всего житейского, в светлом экстазе ринулся бы в слезы и молитвы подвига. Варфоломей сдержался. Выжидал».
Здесь, по-моему, разрешился более вопрос нравственный, чем религиозный. Для русской души нравственное и религиозное неразрывно. Во всяком случае, русская душа всегда в подобных случаях мучается и мечется перед выбором. Сейчас трудно сказать, как поступил бы Варфоломей, если бы эти сдерживающие его житейские обстоятельства затянулись. Автор жизнеописания считает, что «наверное, не остался бы. Но, несомненно, как-нибудь с достоинством устроил бы родителей и удалился бы без бунта. Его тип иной. А отвечая типу, складывалась и судьба…»
После ухода в дикие места вместе с братом Стефаном обоим пришлось нелегко. В ските надо было много трудиться. Брат оказался много слабее Варфоломея, и большая часть трудов легла на плечи будущего святого. Вскоре, после пострижения его в иноки и ухода от него игумена Митрофана, святой Сергий остался совсем один среди дикой природы.
Автор особо подчеркивает расположенность святого Сергия к аскетизму: «Аскетический подвиг — выглаживание, выпрямление души к единой вертикали. В таком облике она легчайше и любовнейше соединяется с Первоначалом, ток божественного беспрепятственней бежит по ней…»
Наивно полагать, как мне кажется, что святому Сергию в особенно трудные первые месяцы одиночества помог тысячелетний опыт монашества. Опыт одиночества передать невозможно. К этому человек приходит сам, перешагнув через себя, и учась у самого себя, и поддерживая сам себя. Как всякий отшельник, святой Сергий прошел сквозь тоску, отчаяние, упадок чувств, утомление, обольщение более легкой жизнью. Святой Сергий вышел победителем из этой борьбы, подчинив дух свой Богу.
Интересен в раскрытии образа святого Сергия момент широты его взглядов. Известно, что он, будучи православным, насаждал среди своих подопечных в некотором смысле западную культуру: труд, порядок, дисциплину.
Он не был проповедником, ни он, ни ученики его не занимались миссионерской деятельностью. И это только еще более повысило его авторитет в народе.
Не буду описывать подвиг Преподобного Сергия, его роль в пооеде русских войск на Куликовом поле. Это всем известно. И сам автор жизнеописания заострил свое внимание больше на моментах восхождения Преподобного Сергия к подвигу его жизни. Ни он, ни Дмитрий Донской не дожили до окончательного освобождения Руси от поработителей, но они заложили прочный духовный фундамент, па котором Россия твердо стоит до сих пор.
Б. К. Зайцеву удалось создать образ народного героя, Преподобного Сергия, который во времена крови и насилия поддерживал дух соотечественников.
Заканчивая жизнеописание, автор упоминает о том, что святой Сергий «не оставил по себе писаний, Сергий будто бы ничему не учит. Но он учит именно всем обликом своим: одним он утешение и освежение, другим — немой укор. Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере». В этом, я считаю, самая главная ценность образа великого старца, изображенного рукой талантливого русского художника слова Б. К. Зайцева.