В плеяде «божьих людей» в произведениях Лескова самой яркой фигурой мне запомнился Иван Северьянович Флягин, навеки «очарованный странник». Очаровала его жизнь, а не мифический «магнетизер», излечивший его от пьяного беса. У монастыря при лошадях начинается история «странника», в монастыре же при лошадях она заканчивается. Жизненный путь предопределен свыше: Иван — ребенок, у Бога вымоленный покойной матерью и ему же обещанный.
Поэтому так легко он относится к жизни. В награду за спасение своих господ от крушения на карете в пропасть Иван просит у барина всего лишь гармошку, которой красная цена по тем временам была в полтинник. Награды в земной жизни он получить не может, потому что определено ему пострадать за «мир и общество», принять на себя грехи всех и отмолить их перед Господом или принять мученическую смерть на войне с турками-бу- сурманами, которую сам предсказал.
Несмертельного Голована смерть тоже не берет — он свое тело за «общество» резал и с заклятием швырнул кусок мяса в реку, чтобы моровая язва оставила город и ушла с водой. Так поняли его поступок горожане. Воевал в солдатах Голован, как и «очарованный странник», под водительствам земляка-орловца Алексея Петровича Ермолова в Чечне с мюридами Шамиля. Только вот «несмертельный» Голован не странник, а домосед. Коровы, подаренные Ермоловым, дали приплод. Необычайно жирным и вкусным молоком Голован лакомит господ, ничуть не испытывая вражды к «классовому врагу». Это образ святителя Николая, опустившегося на Русь ради заступничества народного. В рассказе есть открытый намек-аллегория на это, когда писатель описывает приближение Егория и Николы-«весеннего».
Ангелы и святые в сказах Лескова часто опускаются на грешную землю. Шествует по цепям недостроенного моста через Днепр старовер с поддельной иконой «древлего» письма за пазухой, чтобы спасти оригинал, опечатанный властями, а сам «запечатленный ангел» витает над ним, дабы привести отбившихся от стада православного овец, староверов, прямиком в «государеву» церковь.
Сказочное и мифическое настолько переплетено у Лескова, что даже лубочный образ Левши воспринимается читателем как Иванушка-дурачок, который не сумел допрыгнуть до высоких царевых палат со своим «словом», чтобы «ружья кирпичом не чистили». Левша живет в мире, где царь — отец, народ — семья, а государство — дом. Лесков, сын своей эпохи, не мог в молодости миновать увлечения социализмом. Вероятно, поэтому тема народного единства без «немецких» выдумок о классах и диктатуре пролетариата живет и в дворянине Однодуме, реальной исторической фигуре, опоэтизированной писателем настолько, что виден в нем пророк библейских времен, умевший разговаривать с Богом по-библейски без посредников.
Мальчик-сирота нанялся за рубль в месяц разносить почту. Ходил с почтовой сумкой по лесным тропам и в голос читал библию и дочитал ее «до Христа», то есть весь «Ветхий Завет» до «Евангелия», которое из-за краткости изложения знакомо всем. Дурака учить — только портить, так считают все в северном городке. «Испортился» и будущий Однодум, на всю жизнь зарекся брать мзду, жить с нетрудовой копейки да покоряться злым страстям. Так и говорят о нем: «библии начитался — бог разума лишил».
А вот уж кого бог разума лишил, так полицейского исправника Перегуда из «Заячьего ремиза». Лесных троп нет в степной Украине, мальчишке предпослана была пастырская стезя. К самому митрополиту Киевскому привела она. Был он в служках, пел в соборном хоре, метал «орлецы»-коврики под ноги архипастыря, когда тот шествует к храму, и до совершенства изучил церковную обрядность. Продолжить бы ему предписанный судьбой путь, пойти в монахи или попы, но рано овдовевшая мать насильно своротила сына с предначертанной стези, как по злому наущению. Нашло искушение Перегуду стать «ловцом челове- ков», в самом прямом смысле — на полицейской должности ловить конокрадов.
Пока дело касалось борьбы с мелкими жуликами, еще куда ни шло, а вот попались такие конокрады, которые не крестьянских коней, а целый русский народ захотели вывести из стойла — из лона православной церкви, из-под монаршей сени, да прямо в самостроенный рай земной, то есть социализм.
Пришел приказ из города с повелением отлавливать социалистов, которые прокламации народу подбрасывают. Нечистая сила умело отводит глаза, и вот герой погнался за злодеем, но вдруг, как в народной сказке, очутился в глухом лесу, а вместо боярских палат потом оказывается в палате дома для умалишенных. И в искупление грехов своих он каждую ночь «летает» на болото, чтобы из журавлиных яиц высидеть правду народную.
Этот последний леековский «странник» завершает галерею образов так называемых праведников, без которых не стоять Руси. В двадцатом веке лесковскую традицию подхватят советские писатели, Василь Быков и Василий Шукшин.
