Город на Неве. Мрачный и молчаливый, холодный и сырой, но во все времена привлекающий писателей и поэтов своей красотой и величием. Здесь был заложен фундамент новой России, отсюда началась новая эпоха в истории государства Российского. Сквозь века и десятилетия проходит образ Петербурга через творчество русских писателей. Город предстает то мрачным, зловещим пауком, призрачным мертвецом, символом зла и насилия, ужасов и жестокостей, то живым, пульсирующим существом, символом надежды и светлой мечты.
Где-то внутри этого существа происходят странные, жутковатые явления.
Медный (по аналогии с Каменным) гость приходит к террористу Александру Ивановичу Дудкину — Медный Всадник обезумевшего пушкинского Евгения, рок, судьба. «Столичный наш город — не Петербург — Тегеран». Восточная — не европейская (хотя говорят: «окно в Европу»!) — роскошь фасадов, и грязная нищета задворков, на которых мечутся в бреду больные, «униженные и оскорбленные» герои Достоевского. В жару ли, в зимнюю стужу Петербург создает впечатление промозглой сырости («погода имени Достоевского», я бы сказала: имени Петербурга).
Петербург, стоящий на костях крепостных и наемных рабов, которые его строили, вдохновляет на чудовищные преступления: Николай Апполонович все-таки пытается убить своего отца, Герман (невольно!) убивает Пиковую Даму, Раскольников внедряет в жизнь бредовую идею «осчастливливания через кровь».
Петербург порочен. Душной ночью здесь снится Свидригайлову «девочка пяти лет» с до странности развратным и опытным взглядом (уж не от нее ли произошла ее англоязычная сестра — Лолита?), здесь совершаются безумные в своей безнравственности преступления Рогожина.
Петербург безумен. Его резкие контрасты, его колдовская сила, постоянная угроза наводнения — наконец не могут не лишить рассудка.
Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!
грозится Евгений, и сам не знает, за что он так ненавидит Петербург и его строителя, эту вторую столицу, где «надвое разделилась Россия, надвое разделились и самые судьбы отечества».
Сходят с ума гоголевские герои «Шинели» и «Носа». Не только внешние условия — сама дурманящая, пьянящая атмосфера Петербурга приводит их к этому.
Петербург — это не только состояние души. Это прежде всего столица. Но даже у Мандельштама «над желтизной правительственных зданий» парит прозрачный, призрачный Петрополь, где «царствует Прозерпина». Очарование умирания везде: в застывших волнах архитектуры, в свинцовых водах Невы, самый воздух пропитан этим ядом.
Кажется, никогда над Петербургом не сияет солнце: мгла раннего утра, дождь, наводнение, снежная буря или просто глубокая ночь — вот как описывали Петербург почти все известные писатели.
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет, —
это ведь тоже Петербург, правда, на этот раз уже блоковский.
Но от этого суть не меняется. Петербург — это сон, обман. Кажется, стоит лишь открыть глаза — и видение ускользнет, растает. Но Петербург остается. Загадочный, колдовской, преступный и порочный в своем непобедимом притяжении. И нет сил сопротивляться ему.
Он притягивает своей таинственностью, чарует своей красотой, манит окунуться в тишину белых ночей, воспетых столькими прозаиками и поэтами. Проходят века. Город плывет по течению времени, гордый и неприступный, словно старый корабль, отражаясь в темных водах Невы. Вглядитесь в его лицо, ощутите его дыхание, почувствуйте красоту соборов и храмов, великолепие дворцов, попытайтесь понять его душу и тогда, перечитывая классиков русской литературы, вам, может быть, удастся лучше понять переживания героев произведений Пушкина, Гоголя, Достоевского, Блока…