Смех — дело серьезное. Казалось бы, какой оксюморон! Однако если задуматься над природой и многогранностью смеха, то невольно соглашаешься с этим утверждением. Смех обладает огромной палитрой оттенков, которые используются в разных сферах жизни. Лишь иногда смех — это просто смех, ни к чему не обязывающий и ни на что не намекающий, просто реакция на что-то комичное. Но ведь чаще всего за смехом кроется иной смысл. В частности, речь идет об иронии и сарказме. Когда мы смеется над кем-то или чем-то, используя иносказание, когда мы лишь слегка укалывает, стремясь указать на недостаток и направить в нужную сторону — это ирония. Когда же наша ирония становится злой, превращается в издевку и нацелена в самое больное место — это сарказм. Ирония и сарказм — это главное оружие писателей-сатириков. Высмеивая чужие пороки и недостатки, они обличают проблемы всего общества и болезни современности. Можно ли тогда не согласиться с тем, что смех — это дело серьезное? Думаю, нет. В художественных произведениях Михаила Зощенко и Надежды Тэффи можно найти разный смех: добродушный, легкий, порицающий, злой, мстительный и беспощадный. Все зависит от того, насколько глубока проблема, насколько испорчен объект этой насмешки. Обратимся к рассказу Зощенко «Обезьяний язык». Перед нами герой, который не понимает диалога, который слышит. Он сетует на сложность русского языка: «Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный. Главная причина в том, что иностранных слов в нём до чёрта. Ну, взять французскую речь. Всё хорошо и понятно. Кескёсе, мерси, комси — всё, обратите ваше внимание, чисто французские, натуральные, понятные слова». При дальнейшем прочтении мы понимаем, над чем смеется Зощенко, а точнее — что порицает. Наличие иностранных слов в родном языке еще можно было бы стерпеть, но вот их использование везде и без разбора, к месту и нет, в правильном значении и вовсе не верном — это вызывает у сатирика смех. Герои рассказа в своей беседе используют много заимствованных слов, их речь становится не только не понятной, но и не совсем корректной. Уже из названия рассказа можно сделать вывод о том, что является предметом насмешки писателя. Даже по небольшой части диалога становится ясно, что Зощенко использует гиперболизацию как средство сатиры: «— Вот вы, товарищ, небось, не одобряете эти пленарные заседания… А мне как-то они ближе. Всё как-то, знаете ли, выходит в них минимально по существу дня… Хотя я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия из пустого в порожнее. — Не всегда это,— возразил первый.— Если, конечно, посмотреть с точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттуда, с точки зрения, то да — индустрия конкретно». «Трудно, товарищи, говорить по-русски!» — так заканчивает Зощенко свой рассказ. В этом восклицании читатель отчетливо видит и насмешку, и призыв одновременно. Зощенко в легкой, юмористической форме поднял очень важную проблему — бессмысленное засилье иностранными словами родного языка. Через смех и иронию сатирик коснулся серьезного вопроса. Для того, чтобы доказать утверждение о том, что «смех — дело серьезное», обратился к юмористическому рассказу еще одного сатирика. Надежда Тэффи в произведении «Свои и чужие» размышляет о том, чем различаются свои и чужие, близкие люди и те, кто находится в разряде «знакомые». В рассказе Тэффи говорит о повседневных вещах, об обыденной жизни, перед нами появляются узнаваемые ситуации, которые были с каждым из нас. Нужно сказать, что писательница вовсе не высмеивает в этом произведении никого и ничто, она принимает все так, как есть. Она лишь обращает наше внимание на комичность некоторых аспектов нашей жизни. Тэффи пишет о том, как странно мы делим людей на своих и чужих и как нелогично мы относимся к тем, кто нам никто и к тем, кто нам очень близок. Она пишет: «Чем больше у человека своих, тем больше знает он о себе горьких истин и тем тяжелее ему живется на свете. Встретите вы, например, на улице чужого человека. Он улыбнется вам приветливо и скажет: — Какая вы сегодня свеженькая! А если через три минуты (что за такой короткий срок может в вас измениться?) подойдет свой, он посмотрит на вас презрительно и скажет: — А у тебя, голубушка, что-то нос вспух. Насморк, что ли?» Читая этот легкий, юмористический рассказ, мы узнаем себя, мы понимаем, что писательница права, и смеемся. И, казалось бы, так ли серьезен этот смех? Ведь мы не переступаем никаких моральных границ, ни делаем ничего, за что можно было бы гореть от стыда. Разделение на своих и чужих кажется таким естественным! Однако Тэффи так пишет обо всем этом, что мы невольно смотрим на себя стороны и понимаем, как смешно, как алогично наше поведение, как неправильно наше стремление угодить чужим и бесцеремонность со своими. Тэффи со свойственной ее рассказам легкостью обращает наше внимание на то, что мы без ее помощи могли бы никогда не заметить. Почему же смех — дело серьезное? Смех — это оружие гласности и справедливости. Он может сказать о том, о чем все молчат, может указать на людские пороки, может заставить человека посмотреть на себя со стороны и увидеть то, что увидеть необходимо. В руках талантливого писателя юмор приобретает огромную силу.
