Замысел пьесы не был изначально таким, каким он представляется нам сегодня. Грибоедов создал много версий своего произведения. И первоначально название также было другим — «Горе уму». Казалось бы, незначительное изменение падежа заметно углубило всю проблему, сделав её более многосторонней. «Горе уму» подразумевает угнетение Чацкого, который становится изгоем в фамусовском обществе. «Горе от ума» заставляет задуматься о том, нужен ли вообще Чацкому ум в такой обстановке, и мы понимаем, что от этого ума плохо и самому герою. То есть проблема становится двусторонней.
Выше было довольно часто использовано слово «ум». Но поначалу не совсем ясно, что же вкладывается в это понятие автором и его героями, необходимо конкретизировать его в рамках действия комедии. И действительно, говоря о том, что Чацкий умён, мы вспоминаем глупого, с его точки зрения, Максима Петровича, дядю Фамусова, и слова племянника: «А? как по-вашему? По-нашему — смышлён.» В связи с этим, опираясь на другие образы произведения (Молчалина, Софьи и других), можно сделать вывод, что Грибоедов рассмотрел два типа ума: «интеллектуальность» и «приспособляемость», также именуемую «бытовым» умом, который часто сродни глупости. Сразу мысленно создаётся граница, по одну сторону которой мы уверенно ставим Чацкого, а по другую — Фамусова и его общество. Но уже упоминавшаяся Софья тоже, должно быть, стоит рядом с Чацким. И тут вспоминается заявление Грибоедова о своём творении, по которому в пьесе «двадцать пять глупцов» (вот почему простую приспособляемость мы приравниваем к глупости) на «одного здравомыслящего человека». Возникает вопрос: кто же Софья в этом делении на «умных» и «глупых»? Вопрос остаётся открытым, и многие оспаривают самого Грибоедова. Но всё-таки Софья при своей «мудрости» относится к глупцам, просто потому, что она — член фамусовского общества, она остаётся «вариться» в этом «котле».
Но вернёмся к приспособляемости. При всей своей примитивности она приносит прекрасные плоды. Все без исключения члены старомосковского общества действуют по одной и той же схеме, которая не формулируется в произведении явно, но лежит на поверхности, если мы вспомним, что Максим Петрович ради хорошего положения выступал, фактически, шутом («Упал он больно, встал здорово.»), и молчалинскую «философию» («В мои лета недолжно сметь своё суждение иметь»). Для начала формула успеха требует чинопочитания. Перед всеми, кто выше тебя по званию, необходимо пресмыкаться (большинство «крупных» внесценических персонажей похожи на полубогов). Рано или поздно это приведёт того, кто ранее «в мире брал лбом», «стучал об пол не жалея», как выразился Чацкий, к власти, и тогда новоявленный «большой человек» имеет полное право унижать тех, кто ниже него. Чацкий себе такого не может позволить, он слишком ценит свою честь, достоинство и ум. Вот почему ему «горе от ума» — он только страдает, не принимая идеи Фамусова и его единомышленников.
Но на самом деле «горе» от ума Чацкого не только ему самому, но и фамусовскому обществу. Образованность и просвещение наносят непоправимый удар старой Москве. Мы видим, что один Чацкий довольно сильно испугал всех присутствующих на вечере у Фамусова, и лишь своим количеством смогли они вытеснить «инородное тело» из своего круга. Если же таких, как Чацкий, будет много, то фамусовское общество потерпит окончательное и сокрушительное поражение.
Итак, «Горе от ума», при всей сложности проблемы, даёт нам надежду на «просвещение в конце тоннеля», если можно так выразиться, в лице таких умных и высокообразованных людей, как Чацкий. И фамусовское общество выглядит чем-то мертвенно-бледным и отмирающим в своих попытках противостоять этому.