В области эстетики и критики, как и в литературе, долго сохранялись, даже господствовали, романтические принципы и критерии. В период деятельности тайных декабристских обществ ведущая роль принадлежала эстетике и критике революционного романтизма. С наступлением реакции оживляется деятельность бывших «любомудров», начавших издавать свой журнал.
Задачу создания новой эстетической системы поставил В. Ф. Одоевский. Выступая вместе с другими романтиками против живучих традиций классицизма, он усмотрел основной недостаток этой эстетической системы в отсутствии философской основы. Одоевский стремился найти единую, истинную, постоянную теорию искусства. Это возможно, полагал он, потому, что мир искусства, создаваемый человеком, и мир вещественный, создание Абсолюта («Безуслова», как пишет Одоевский), живут по одним и тем же законам. Исходя из философии Шеллинга, Одоевский рассматривал искусство как процесс самопознания «мирового духа». Подлинный поэт является простым орудием верховного начала. Он не должен выходить на площадь и принимать участие в общественной борьбе. Поэт — это философ, созерцающий мир; слова лишь приблизительно выражают его возвышенные переживания, более доступные музыке.
Другой участник «Общества любомудрия» — Д. В. Веневитинов в своей эстетической программе отчасти сближался с прогрессивными романтиками. Он попытался философски обосновать необходимость «самобытного направления» русского ума и русской литературы. Еще в период существования «Общества любомудрия» Веневитинов, излагая задачи предполагавшегося журнала «Несколько мыслей в план журнала» («О состоянии просвещения в России»), 1831, утверждал, что словесность должна «более думать, нежели производить», что истинные поэты всегда были «глубокими мыслителями, были философами». Подытоживая свои рассуждения, Веневитинов подчеркивал, что Россия найдет «залог своей самобытности и следственно своей нравственной свободы в литературе — в одной философии». Вот «подвиг», ожидающий тех, кто желает блага Отечеству. Здесь обнаружились серьезные расхождения эстетики «любомудров» с декабристской эстетикой. Утверждение философии как основы искусства становилось у философов-идеалистов отрицанием политики. Это мы наблюдаем и у Веневитинова, который в статье о А. Ф. Мерзлякове прямо говорит, что искусство не может быть орудием политики; это налагало бы на него «оковы рабства».
Эстетические взгляды «любомудров» нашли выражение в журнале «Московский вестник», первая книжка которого появилась в январе 1827 г. Редактором журнала стал М. П. Погодин, будущий профессор истории Московского университета, тогда молодой беллетрист. Ближайшими сотрудниками журнала были С. П. Шевырев, А. С. Хомяков, И. В. Киреевский и др.
Инициаторы нового журнала постарались привлечь к участию в нем А. С. Пушкина. Первый номер журнала открывался сценой в Чудовом монастыре из «Бориса Годунова», и в дальнейшем Пушкин отдал в «Московский вестник» ряд своих произведений. Однако этот союз оказался временным. Журнал не принял «пушкинского» направления, а Пушкин не признал направления журнала. Недовольный философско-идеалистической линией журнала, Пушкин писал А. А. Дельвигу 2 марта 1827 г.: «Ты пеняешь мне за Московский вестник — и за немецкую метафизику. Бог видит, как я ненавижу и презираю ее; да что делать? собрались ребята теплые, упрямые; поп свое, а черт свое». Советы Пушкина изменить направление журнала не возымели действия, и он порвал с «Московским вестником».
Группа «Московского вестника» отразила то увлечение философией, которое охватило в последекабристский период широкие круги русской интеллигенции. Идеалистический характер этой философии в «Московском вестнике» нашел наиболее последовательное выражение. Философским авторитетом для «любомудров» продолжал оставаться Шеллинг.
Такой же характер носила и эстетика «Московского вестника», разработке которой журнал уделял большое внимание. Далекие от понимания искусства как отражения повседневной действительности, теоретики «Московского вестника» в художественном познании видели путь к абсолютной красоте. Выступая в первом номере журнала со статьей о «едином законе прекрасного», Шевырев источником этого закона признавал душу человека, «во внутреннем святилище» которой только и возможно увидеть «богиню красоты без покрова, в том чистом свете, в каком она не может явиться для чувственных очей смертного». «Поэзия есть удел избранных»,- писал Шевырев.
Развивая традиции консервативного романтизма, «Московский вестник» в 1815-1825 гг. выступил пропагандистом теории «чистого искусства». Полемизируя с П. А. Вяземским, Шевырев провозглашал: «Поэзия существует самобытно и имеет свою цель, независимую ни от каких других отношений». Теория «искусства для искусства» была противопоставлена гражданскому романтизму декабристов, ставивших перед искусством общественные задачи. Культ искусства и красоты, проповедуемый «Московским вестником», являлся отказом от борьбы с неприглядной действительностью и даже от критики ее. «Не дело поэзии истреблять плевелы»,- заявлял Шевырев. Общественно-психологической почвой романтического идеализма 30-х годов была та «глубокая безнадежность и общий упадок сил» после разгрома декабристов, о которых писал А. И. Герцен.
Естественно, что этому художественному течению оказался, по существу, чужд пушкинский реализм. Шевырев так сформулировал антиреалистический принцип эстетики: «Искусство состоит не в рабском подражании природе [так Шевырев понимает реализм], но в свободном преображении того, что в ней находится». И здесь журнал шел в сторону от основного пути развития русской литературы. Отсюда разрыв с ним Пушкина и других прогрессивных писателей. «Московский вестник» приходит в упадок и в 1830 г. прекращает свое существование.