Блок и Маяковский были глубоко заинтересованы в судьбе своей Родины, но при этом представляли совершенно разные поколения поэтов. Сближает их сочувствие к социальным низам, умение почувствовать и выразить их горе, боль, страдание и, наконец, идея о необходимости и неотвратимости революции.
Как «Двенадцать», так и «Хорошо» — значащие, переломные произведения для своих авторов. Однако, если для Блока «Двенадцать» — единственное революционное произведение такого масштаба, то у Маяковского все поэмы, по большому счету, — лозунги революции. Однако среди всех своих поэм он нее лее выделял «Хорошо», называя ее «программной вещью». Оба поэта беспощадны к старому миру и всеми помыслами стремятся в светлое будущее, однако, при всей внешней схожести произведений, их авторы все же используют разные художественные приемы.
Желание сравнить два произведения, провести между ними параллели возникает у читателя само собой по той причине, что Маяковский вводит в свою поэму в качестве персонажа самого Блока, ведет с ним разговор и упоминает «Двенадцать», заставляя читателя сравнивать даже помимо своей воли.
Несмотря на внешнее сходство в построении текста обеих поэм (разбивка текста на главы, дробный ритм, множество монологов и диалогов), Маяковский внутренне спорит с Блоком. Оба автора, приветствуя революцию, видят ее совершенно по-разному.
Можно, присмотревшись, найти у обоих поэтов отдельные сходные мотивы, например, мотив ветра, играющий немалую роль в восприятии той и другой поэмы. Это «Ветер, ветер!» у Блока и «Дул, как всегда, октябрь ветрами…» у Маяковского. Но гораздо интереснее сравнить более важные моменты, чтобы увидеть, насколько различны восприятие революции Маяковским и Блоком.
У Блока герои поэмы очерчены лишь смутными штрихами, не индивидуализированы. Даже наиболее запоминающийся Петруха не является героем в полном смысле этого слова, а лишь неким обобщением. У Маяковского же, напротив, все образы выписаны, что даже странно, поскольку поэма не слишком велика по объему. Остается только удивляться, с какой лаконичностью удалось автору передать дух времени, создать эпохальное, в сущности, произведение и к тому же вывести так много действующих лиц. Тут и Керенский, и Милюков с его «Чтобы тебе на нас не дуться, дадим свобод и конституций», и штабс-капитан Попов, и рассуди тельный иутиловец, забирающий у парнишки часы, и легендарный матрос, возгласивший наступление новой эры: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ванте время», и сам автор, и, наконец, Блок.
Блок имел заметное влияние на Маяковского, по крайней мере молодой поэт очень уважал своего предшественника. В поэме «Хорошо» после эпизода встречи с Блоком даже строй стихов меняется, живо напоминая «Двенадцать». Именно при встрече с Блоком (имеется в виду встреча в поэме «Хорошо») Маяковский заговаривает о главном их камне преткновения. У Блока как единственно возможное оправдание революции выступал «в белом венчике из роз впереди Исус Христос». Может быть, поэт и сомневался в уместности этого образа, но, тем не менее, не выбросил его из поэмы и сделал неразрывно связанным с революцией. Маяковский же смотрел на революцию с иной исторической точки, и у него выходили «живые, с песней вместо Христа, люди из-за угла». Блок искал высшее оправдание революции, видимо, так и не сумев до конца отойти от своего раннего мистицизма. Маяковскому не нужно было никаких оправданий. Он никогда не сомневался в необходимости революции и понимал, что делают ее человеческие руки и правит ей человеческий разум. Маяковский всегда прям и бесхитростен. Он знает, чего хочет, — и идет к этому, знает, о чем думает, — и говорит об этом. Ему непонятны сомнения, колебания Блока, потому что самому ему это не присуще.
Есть еще одно существенное различие между восприятием революции Блоком и Маяковским. Если первый, не сомневаясь в ее необходимости, смотрел на нее отстранение, пусть и описывая с жаром и вдохновением, то второй сам был участником, не представляя себя вне революции. В «Хорошо» бросается в глаза множество автобиографических, бытовых деталей, которые позволяют ощутить автора частью общего целого. И его слова «моя кооперация», «мой автомобиль», «мои депутаты», «моя милиция» говорят о том, что он чувствует себя молекулой в огромном организме, где все «мое» именное потому, что все «общее», где «мой труд вливается в труд моей республики». У Блока этого нет.
Концовка про Христа гораздо расплывчатей, неоднозначней, чем четкое «Славьте, молот и стих, землю молодости». Этими словами Маяковский приравнивает себя, поэта, к рабочим, провозглашает и себя тоже участником великого события.
Но будет неверно утверждать, что «Двенадцать» — поэма менее революционная, более мягкая. Нет, оба произведениями стали гимнами революции, оба поэта были преданы революции и сердцем, и душой, и разумом. Но самое главное: поэмы «Хороню» в том виде, в котором она вошла в классическую советскую литературу, не было бы без «Двенадцати», а Маяковский никогда не состоялся бы в полном смысле этого слова, если бы не было Блока.