С определенной точностью можно заявить после прочтения романа, что автор — М.Булгаков — отождествляет себя с главным героев — Мастером. Поэтому произведение вполне представляется возможным назвать автобиографичным. Почему можно так утверждать и многие ли критики берут на себя эту ответственность? В романе наряду с нравственными проблемами поднят и вопрос свободы творчества, который был определяющим в судьбе не только Мастера, но и в судьбе самого Булгакова. Стоит обратиться к истории и биографии писателя, чтобы понять, почему он так прочувствовал проблемы Мастера, знает его душу. Потому что он писал о себе и главный герой не тень и не копия автора, а его живое лицо. В Мастере сочетаются самые заветные черты настоящего писателя, особенности мышления человека, пытавшегося противостоять идеологической морали в Советском Союзе 20-х годов. Лучшие главы романа «Мастер и Маргарита» выходят одновременно из-под пера Булгакова и из-под пера Мастера. Но если сам автор творит и описывает события 20-х годов 20 века в Москве, то Мастер пишет о событиях 20-х годов 1 века в Ершалаиме.
Создается временная параллель, где находятся тождественные образы Иешуа — Мастер — Булгаков. Таким образом, через Мастера сам писатель видит себя нищим и мудрствующим философом, общество к которому безжалостно и равнодушно. Как тогда говорить о духовности и морали, если народ позволяет себе распять несущего истину? Распятие в романе проходит в несколько этапов, совмещая параллели миров. Мастер написал роман, в котором по воле сурового Понтия Пилата был распят нищий философ Иешуа. Как писатель он долгое время шел к своей цели — публикации творческого детища собственного разума. Но редактор, как Понтий Пилат, явился тем, кто решил судьбу автора.
Он не пустил в печать роман и этим лишил Мастера смысла жизни. Он обречен на смерть в муках, как Иешуа. Тем не менее, Булгаков не случайно пишет о том, что один из редакторов все же отваживается напечатать большой отрывок из романа. Тогда на писателя обрушивается лавина испепеляющих и разрушающих его дух и существование критических статей. Обвинения, выдвинутые в этих статьях, глупы и никакого отношения к содержанию не имеют. Это в тот момент, когда в СССР повсюду насаждался атеизм, в массовом порядке расстреливались священники и взрывались церкви. Было ли возможным «протащить в печать апологию Христа»?
Скорее всего нет, никому не хватило бы духу не то что бы опубликовать, но даже высказаться на «антисоветский» роман. Таким образом, в романе поистине дьявольским хитросплетением, предстоят перед нами вечные проблемы и смешиваются разные пространственные и временные измерения. Но только так можно понять, что истинное искусство убить нельзя: «Рукописи не горят…»