Рудин был сыном эпохи бесплодных, но кипучих мечтаний. Люди этой эпохи много читали, думали и убийственно много предавались пылкому красноречию … Но не следует забывать, что в этих разговорах для них выяснялась истина, что Рудин, вечно скитающийся, с горячей и убедительной речью на устах «о позоре малодушия и лени, о необходимости делать дело», — явился одним из первых будильников общественной мысли в дворянских усадьбах, одним из первых глашатаев свободы в рабовладельческой стране … Там, где крепостное право стояло, как скала, где на первом плане были арапники и конюшни, где путной книги нельзя было добыть, а над каждым очнувшимся постоянно висела темная туча, — там Рудины играли нужную роль. Недаром Тургенев изобразил своего героя таким страстным апологетом истины и таким превосходным проповедником своих мыслей. «Каждое его слово, казалось, так и лилось прямо из души, пылало всем жаром убеждения … Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать все другие. Иной слушатель, пожалуй, и не понимал в точности, о чем шла речь, но грудь его высоко поднималась, какие-то завесы разверзались перед его глазами, что-то лучезарное загоралось впереди … » По существу это был типичный русский интеллигент, с либеральной идеологией, заимствованной из иностранных книжек, с увлечением неофита выполнявший роль «революционной бациллы» среди едва-едва пробуждавшихся Российских Маниловых и Петр Петровичей Петуховых. Собственно, одно то обстоятельство, что Рудин своими речами будоражил тупое молчание «дворянских гнезд» и всячески втягивал их в умственную работу, уже само по себе являл ось немаловажной заслугой … Интеллигентская мысль в ту эпоху билась по преимуществу в кружках, по необходимости ограниченных тесным и малочисленным составом. Источником всякой премудрости в то время являлась философия Гегеля. И вот здесь-то, в этой душной теплице, оплодотворенная духом немецкой философии, созревала та своеобразная идеология, на почве которой и вырос ее типичнейший представитель — Рудин. Но влияние Рудина на молодежь, на Басистова, на Наталью обуславливалось, конечно, не этой, чисто абстрактной стороной. По заявлению самого Тургенева, молодежь искала тогда в философии «всего на свете, кроме чистого мышления». И если он приковывал к себе умы и сердца наиболее чуткой и отзывчивой молодежи, если именно Наталья и Басистов «более всех поражены были» Рудиным, то этому следует искать объяснения в той струе европейского либерализма, которой были омыты речи Рудина, в тех буржуазных идеалах, которые под видом правдоискательства и гуманности, под видом «разверзающихся завес» рисовали растерявшемуся помещику весьма заманчивые перспективы желанных и Выгодных реформ. Мы знаем, что в то время вопрос об «освобождении» крестьян стал вопросом дальнейшего существования помещичьего хозяйства. Потребности развивающегося буржуазного общества вынуждали русское дворянство умильно поглядывать на Запад. Самые заклятые реакционеры начинали понимать, что рабский труд крепостного невыгоден, и что волей-неволей какие-то уступки сделать нужно. Рудин не был человеком практических действий. И в этом главный упрек, посылаемый ему. Но очередная задача времени _ свержение крепостного быта _ перед ним носилась довольно ясно. А что до практической работы на пользу этой задачи, то надо помнить, что Рудин по условиям места и времени мог быть только простым будильником «совести» в помещичьих усадьбах, простым проповедником гуманности. И эту миссию либерального разночинца в среде зажиточного и бедного дворянина новой общественной формации, выступавшей в то время на смену великосветской знати, он выполнял превосходно. Он не был, во всяком случае, лишним и бесполезным элементом. Его «слово» являлось его «делом» … Рудин, столь жестоко осмеянный шестидесятниками, был отважным и преданным популяризатором буржуазно-демократических идеалов.
