Под словом «священство» в России 19-го века понимали чуть ли не все церковное сословие, которое, по словам самого Лескова, было «истинной аристократией Руси», потому что священники и дьяконы брали жен только из своего сословия. И на служительскую стезю мог ступить только сын священника или дьякона. Исключения были редки для православия /например, И.В.Сталин-сын сапожника, но поступил в духовную семинарию/. Священником был дед писателя по отцовской линии. И в роду у матери его были священнослужители. На протяжении всего творчества Николай Семенович Лесков не оставлял своим внимание многострадальное русское «священство», а всегда подчеркивал свою родовую связь с этим сословием.
Дворянство у отца писателя было «личным», он добился его по выслуге лет в Орловской уголовной палате. Воспитание же получил старший Лесков чисто семинаристское. Подражая дворянскому сословию, отец Лескова уже в отставке обзавелся «имением», но будущему писателю в детстве не возбранялось играть с деревенскими ребятишками, словно он был простой попович, а не дворянин. Детство в деревне наполнило воображение мальчика простонародной мистикой, что дало ему материал для рассказов «Несмертельный Голован», «Пугало», «Юдоль».
Киевский дядя писателя читал лекции в духовной академии. Будущий писатель водил дружбу с иконописцами Киевско-Печер- ской лавры и иноками. В Петербурге Лесков вошел в литературу как знаток духовной и бытовой жизни народа. Быть писателем даже чуть-чуть «клерикальным» в начале 1860-х годов означало конец еще не начавшейся писательской карьере, но молодой Лесков смело вступает в полемику с «Современником» как последовательный противник революционных преобразований, и этим взглядам писатель не изменил никогда. Он был, по его словам, «вне направлений». Главная мысль Лескова о бесперспективности революции в России и опасности исчезновения не только культуры, но и гибели русского народа, подспудно проходит сквозь все произведения этого чудесного русского писателя.
Хроника «Соборяне» — вершина творчества Лескова. Жи- тье-бытье обитателей старгородской «поповки» разворачивает широким полотном перед читателем всю картину русской жизни. Протопоп Савелий Туберозов ощущает себя ревнителем прошлого, будущего и настоящего России. Даже исполинский «столп веры», дьякон Ахилла Десницын, под конец повествования попадает под дурман петербургских «нигилистов», за что отец Савелий ставит его «на поклоны», когда уже сам стоит на краю могилы. Российское духовенство, по мысли писателя, — хранитель народной жизни и социальный пласт, на подвижничестве которого покоятся все остальные культурные слои общества.
