Мастер в романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» — это человек, которого коснулось провидение Божье, и он вмиг прозрел для свободного творчества. Он пытается написать новое «евангелие», чтобы внести слово Божье в наш мир, погрязший в грехах и разврате, как древний Ершалаим. С Мастером автор знакомит нас не сразу, зато Воланда мы встречаем с первых страниц романа, потому что он — Князь мира сего. Он же и земной судия, хозяин людского правосудия, тюрем, он же воплощен в сонме земных грешников, развратников, воров и убийц.
Мытарь Левий Матвей из романа Мастера имеет свое новое воплощение в Иване Бездомном. Эту важную роль первого и единственного апостола «нового пришествия» Булгаков отводит атеисту-виршеплету, хулителю христианской веры. Оба уходят за кулисы, отыграв свою роль, как все второстепенные персонажи, чтобы ярче выступала фигура Мастера, создателя «бытового» романа о Христе.
Князь-Христос уже являлся в русской литературе в образе сумасшедшего князя Мышкина из-под пера Ф. М. Достоевского в романе «Идиот». Мастера мы тоже в первый раз встречаем в сумасшедшем доме. Он — зеркальное отражение Иешуа Га-Ноцри, которого сам вывел в своем романе и которого все тоже считают сумасшедшим. На первый взгляд, Мастер и Иешуа не похожи друг на друга. И эта непохожесть усиливается по мере того, как Мастер исполняет миссию пославшего его в этот мир Иешуа.
Но советское воплощение Христа на земле не идет на крест. Подобно своему герою Мастер чутко откликается на человеческие страдания, боль: «Я, знаете ли, не выношу шума, возни, насилий и всяких вещей в этом роде. В особенности ненавистен мне… крик, будь то крик страдания, ярости или иной какой-нибудь крик». Мастер одинок, как и Иешуа: «Холод и страх, ставший моим постоянным спутником, доводили меня до исступления. Идти мне было некуда…» Иешуа в свою очередь говорит Пилату: «У меня нет постоянного жилища… я путешествую из города в город».
Иешуа совершает нравственный подвиг, даже перед лицом мучительной смерти оставаясь твердым в своей проповеди всеобщей доброты и свободомыслия. Мастер тоже страдает за это. Учение Иешуа и произведение Мастера отвергаются миром, который возлюбил зло. Но в отличие от Иешуа, Мастера перенесенные страдания сломили, заставили отказаться от творчества, сжечь рукопись: «Я возненавидел этот роман, и я боюсь. Я болен. Мне страшно». Отчаяние — один из самых страшных смертных грехов. Иешуа же полностью исполнил волю Божью и пошел на крест.
Важным отличием Мастера от Иешуа является его стремление «приземлить» события, зафиксировать на бумаге бытовой эпизод из эпохи упадка Римской империи. Иешуа не только ничего не пишет сам, но резко отрицательно относится к записям на пергаменте своего добровольного «ученика-апостола» Левия Матвея. Божественное слово, как и музыка, не может быть достоверно переложено на бумагу. В этом Иешуа прямо противоположен образу Мастера, который пытается построить литературную композицию из неуловимого и многовариантного хода судьбы, называемого жизнью.
Мастер оказывается подлинным и более глубоким антагонистом Иешуа, чем даже его гонитель Понтий Пилат, которому «мало дано» и с которого «мало спросится». Мастер не разделяет идеи всепрощения, ему трудно поверить в то, что всякий человек добр. Возможно, поэтому мастер находит себе покровителя и заступника в дьяволе-Воланде, но опять-таки по воле самого Христа, переданной через Левия Матвея.
И тут видно раскаяние самого автора. Булгакову пришлось пережить практически все то, что изведал в своей «подвальной» жизни Мастер. Недаром эти страницы так ярки и убедительны. Мастера и Булгакова роднит очень многое. Оба увлечены историей, оба живут в Москве. Свои романы создают тайком ото всех. Даже проглядывается внешнее сходство: «С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек лет примерно тридцати восьми». Кстати, столько же лет было Булгакову, когда он сел за свой роман.
Есть еще одно косвенное сходство: Булгаков впервые в восемь лет прочитал «Мертвые души» Н. В. Гоголя, а потом выучил ро- ман-поэму чуть ли не наизусть. Гоголь сжег вторую часть «Мертвых душ», так поступил и Мастер.
История романа о Понтии Пилате предстает перед нами как живой поток времени, движущийся из прошлого в будущее. А современность — только звено, соединяющее прошлое с будущим. Поэтому литературная судьба Мастера во многом повторяет литературную судьбу самого Булгакова, ведь литература — часть жизненного течения, точнее — его отражение в потоке времени.
А еще к тому же в «Мастере и Маргарите» нашла свое точное отражение обстановка в СССР 30-х годов. Через чувство страха, охватившего Мастера, передается читателю страшная атмосфера тоталитарной политики террора, в условиях которой писать правду о самовластии Понтия Пилата, о трагедии проповедника правды и справедливости Иешуа было просто опасно, не то что опрометчиво.
Ночная исповедь Мастера перед Иваном Бездомным в клинике Стравинского поражает своим трагизмом. Обстановка травли, в которой оказался Булгаков во второй половине 30-х годов прошлого века, весьма напоминает обстоятельства, о которых рассказывает Мастер Ивану Бездомному: «постоянное ожидание худшего». И завершает мысль: «Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего…»
У Булгакова и Мастера одна общая трагедия — трагедия непризнания. Устами Иешуа Мастер упрекает современников в трусливом малодушии под напором идеологической диктатуры и бюрократии. Но в отличие от Булгакова Мастер не борется за свое признание, он остается самим собой, воплощением «безмерной силы и безмерной, беззащитной слабости творчества».
Силы Мастера сдают: «А затем наступила… стадия страха. Нет, не страха этих статей… Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания». Автор романа о Понтии Пилате является двойником Булгакова не только потому, что в его образе отражены психологические черты и жизненные впечатления писателя. Чрезвычайно важна идея романа «Мастер и Маргарита» о высшем назначении искусства, призванного утвердить добро и противостоять злу. Сам облик Мастера, человека в вечном сомнении, в устремлении к красоте и упоении жизнью мирской, в жажде славы, грешен с точки зрения христианской этики. Именно здесь Булгакову приходит откровение — современный человек никогда не может спастись от скверны душевной и никогда не заслужит прощения.
