Теперь, в самом начале века двадцать первого, и внимательному читателю и непредубежденному исследователю видно, каким объективнейшим мыслителем был М. Булгаков, чье творчество стало художественным осмыслением этапов того грандиозного социального эксперимента в России, что начался с октября семнадцатого года. В его прозе и драматургии эксперимент этот облачен в столь же грандиозную онтологическую метафору «России-Дома», сначала разрушаемого до основания, затем восстанавливаемого и, наконец, построенного.
Как мыслитель он отверг роль пасквилянта революции, понимая, подобно его современнику А. Блоку, что она — не зигзаг нелепый истории, а возмездие по счету мужика российского к барину, копившемуся четыре, по крайней мере, столетия. Но как художник он не мог не оплакать гибнущий уклад жизни, в котором вырос и сформировался, разрушение великой империи; эта боль высоким пафосом высвечивает его первые, тематически с гражданской войной связанные произведения. И выше всех обид, социальных конфликтов и идейных разногласий поставил в них действительно вечные, времени и моде не подвластные ценности — семью, дом, Родину. Именно с такой нравственно-этической позиции раскрыта в «Белой гвардии», «Днях…» и «Беге» трагедия и революции и белого движения.
Революционное «помрачение умов» и «разруха в головах» сменилась в начале двадцатых «чисткой сараев», началом строительства нового Дома. Противоречивость, сложность, непредсказуемость такого созидания художественное воплощение нашли в повестях «Роковые яйца», «Собачье сердце», в комедии «Зойкина квартира». По глубине и многозначности содержания, совершенству художественной формы первым шедевром зрелого прозаика стала повесть «Собачье сердце». В квартире-лаборатории профессора Преображенского проводится несколько фантастический медицинский эксперимент, при описании которого (в притчевом подтексте повествования) развернута драма общероссийского строительства нового Дома, психологически убедительно представлены все его участники. С появлением Шарикова, заявившего по наущению нового управдома Швондера, свои права на стол и кров, в квартире начался потоп — в миниатюре прообраз всероссийского революционного потопа. Но его последствия быстро ликвидируются совместными усилиями и экспериментаторов, и кухарки, и домработницы, и швейцара, и самого виновника потопа Шарикова. Да, опыт по превращению «милейшего пса» в человека закончился неудачей, но профессор не опускает руки и не отчаивается. Снова и снова он, когда нет приема больных и в Большом не дают «Аиду», сидит в своей лаборатории, все чего-то добивается — достаточно оптимистичный финал повести не вызывает сомнений. Будем помнить: это еще 1925 год и первые плоды нэпа дают основания для такого оптимизма.
Иное настроение преобладает у писателя спустя десять лет, в разгар работы над «Мастером и Маргаритой», где он наблюдает, оценивает и художественно живописует Дом, уже построенный. Картина вырисовывается не просто далекая от оптимизма, а почти апокалиптическая. Новое сооружение достойно только очистительного огня, и в финальных главах романа гибнут в пламени и Дом Грибоедова, и квартира № 50, и подвальчик на Арбате. Своеобразное пророчество, ставшее страшной реальностью через пятьдесят лет. Новый Дом не устоял, рухнул, потому что построенным оказался на извечно неправедных началах зависти, корыстолюбия, карьеризма, животного эгоизма, бездуховности. Потому что в нем не нашлось достойного места таланту и творчеству, состраданию и любви, подлинному мастерству и трудолюбию — единственно созидающим и созидательным основам человеческого общежития.
Мысль о трагическом отсутствии личного счастья, любви и сострадания к ближнему среди созидателей нового Дома, об ущербности «отложенного на завтра благоденствия» проводит в своем творчестве 20–30-х гг. и Андрей Платонович Платонов (Климентов), чья творческая судьба сродни булгаковской. Хотя, в отличие от Михаила Афанасьевича, его персонажи вроде бы защищены сертификатом социальной благонадежности и по происхождению и по роду занятий. Солдаты, крестьяне, рабочие, рядовые инженеры, чудаки-изобретатели, сельские активисты у Платонова живут в «прекрасном и яростном мире» строительства «общепролетарского дома» для всеобщего счастья, заняты либо научным творчеством, либо «социальным зодчеством». Идеей созидания, изобретательства, открытия неизведанного, обучения «искусству превращения пустыни в живую землю» одержимы герои рассказов и повестей писателя. Но отчего неудачи постигают инженера Кирпичникова из «Эфирного тракта», инженера Вогулова из «Потомков солнца»? Хотя, казалось бы, их целеустремленность и энергия не могут быть не вознаграждены. Отчего среди всеобщего «рабочего вожделения» так несчастны Фрося («Фро»), Петр Савельич и его жена Анна Гавриловна («Старый механик»)? Почему среди этого созидательного энтузиазма вдруг начинает задумываться о «плане общей жизни», о «смысле природной жизни», о «душевном смысле» такого невиданного напряжения человеческих сил герой повести «Котлован» Вощев?
По Платонову «прекрасный и яростный мир» созидания новой жизни антигуманен уже потому, что сознательно жертвует днем сегодняшним ради будущего счастья будущих поколений, скуп на душевное тепло, не согрет даже плотской любовью между мужчиной и женщиной: лично несчастный человек не может созидать прекрасное будущее. Платоновские герои, как и большинство людей, хотели быть счастливыми немедленно, не ожидая иного времени, когда их нынешний «усердный труд даст результаты для личного и всеобщего счастья». Вот от чего маются Фрося, Вощев и другие внешне чудаковатые персонажи — «ни одно сердце не терпит отлагательства, оно болит…».
Идеей о необходимой жертве ради будущего, оправдывающей пренебрежение днем сегодняшним, живут все положительные, условно говоря, герои «Котлована» — мастеровые Козлов, Сафронов, Чиклин. Они все отложили на будущее, оставив себе лишь титанический труд, который вызывает восхищение, но, став самоцелью, убивает в них жизнь души и мысли. Создавая почву для всеобщей любви, сами они не могли быть приветливыми и доброжелательными даже между собою. С особой болью понимает это своей «скучающей по истине головой» Вощев. Именно он догадывается, чем для будущего, которое здесь олицетворяет девочка Настя, может обернуться созидательная ярость «прекрасного мира», он понимает, «насколько окружающий мир должен быть нежен и тих, чтоб она была жива».
В финале повести, когда в углу котлована хоронят умершую от жестокости мира девочку, «Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве… Зачем ему нужен теперь смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького верного человека, в котором истина стала бы радостью и движеньем?». Это приговор писателя-гуманиста; но не самой идее, а ее бездумному, безмысленному, торопливо-бездушному воплощению в жизнь, игнорирующему живого человека и вечные ценности православия. Если итоговый роман Булгакова заканчивается обретением покоя для Мастера и Маргариты и прощением для Пилата — хоть каким-то умиротворяющим финалом, то в некотором роде тоже итоговая повесть-притча «Котлован» Платонова безысходна в своем провидении будущего, в художественном предсказании грядущей трагедии действительно великой идеи.
А печальная участь воочию увидеть, художественно осмыслить и в слове запечатлеть реальную трагедию социалистического эксперимента выпала на долю еще одного пророка от советской литературы, ее последнего классика Леонида Леонова.
Вопросы по теме
Своеобразие личности и творчества М. Булгакова в контексте русской истории и литературы.
Характерные особенности композиционной структуры пьесы «Дни Турбиных, ее соответствие драматическому конфликту, суть последнего.
Какой художественный прием использован автором «Дней Турбиных» для художественного выражения раскола внутри белого движения?
Сон как форма драматической условности в пьесе «Бег».
Какие две метафоры бегства белой армии из России использует драматург в пьесе «Бег», каков их смысл?
Перед каким выбором поставлены основные герои пьесы «Бег», оказавшись в эмиграции; какова мотивация его разрешения у каждого?
Социально-исторический подтекст перипетий научного эксперимента по пересадке органов, положенного в основу сюжета повести «Собачье сердце».
Суть конфликта между профессором Преображенским и председателем домкома Швондером, роль Шарикова в нем.
Художественные средства и приемы создания характеров, использованные автором в повести «Собачье сердце».
Как в содержательном и формальном отношениях объединены в художественное целое два сюжета, развернутые в романе «Мастер и Маргарита»?
Каким, с точки зрения авторского отношения к изображаемой действительности, представляется иносказательный смысл названия романа «Мастер и Маргарита»?
Как можно расшифровать эпиграф к роману «Мастер и Маргарита» с позиции авторского замысла?