В первом действии пьесы показаны отношения Софьи и Молчалина до приезда Чацкого. Это экспозиция любовной игры, но уже здесь автор указывает на неискренность отношений Молчалина к Софье, показывает эту любовь иронически. Это видно и из первой ремарки («Лизанька спит, свесившись со стула», тогда как из комнаты барышни «слышно фортепиано с флейтою»), и из слов Лизы о тетушке Софьи, и из ее едких замечаний («Ах! Амур проклятый!»). Здесь же показано отношение Софьи к Чацкому.
Болтает, шутит, мне забавно;
Делить со всяким можно смех —
говорит она, не веря в его любовь. «Прикинулся влюбленным» — вот как определяет Софья его чувства.
И тут… появляется он! «Остер, умен, красноречив», он «набрасывается» на Софью, а затем не очень лестно «перечисляет» ее родню. Намечается общественный конфликт, который сам Грибоедов определил так: Чацкий «в противуречии с обществом, окружающим его». Но не зря автор использует простонародную форму «противуречие» — ведь Чацкий в конфликте не только со «светом», но и с народом, и с прошлым, и с самим собой.
Он одинок и с таким характером обречен на одиночество. Чацкий доволен сам собой, своими речами, с наслаждением переходит от одного предмета насмешек к другому: «Ах! к вос-питанью перейдем!» Он постоянно восклицает: «Ну, что вам батюшка?», «А этот, как его?.», «А трое из бульварных лиц?», «А тот чахоточный? .» —как будто это ужасно важно, после трех-то лет отсутствия. Вообще на протяжении всей пьесы Чацкий замолкает, делает «минутный» перерыв, задумываясь над сло вами собеседника, всего два раза — при первом своем появлении в доме и в последнем монологе. И тут же объясняет: «Ум с сердцем не в ладу», — то есть передовые идеи, о которых он так красиво говорит, не лежат в основе его поступков, а значит, все, что он говорит, есть порыв рассудочный, идущий не от сердца, следовательно, надуманный.
«Все, что он говорит, — очень умно! Но кому он это говорит?» — писал Пушкин.
Действительно, ведь ключевая ремарка в третьем действии гласит «Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием Старики разбрелись к карточным столам». Он остается один. Кому же он говорит? Может быть, себе? Сам не зная того, он разговаривает с собой, пытаясь уладить бой «сердца» и «ума». Составив в своем уме схему жизни, он пытается «подогнать» под нее жизнь, нарушить ее законы, поэтому она и отворачивается от него, не забывается при этом и любовный конфликт. Софья тоже не принимает его рационализма. И если согласиться с Блоком, что «Горе от ума» есть произведение «…символическое, в истинном смысле этого слова», то Софья и есть символ России, где Чацкий чужой, ведь «он умен по-иному… умен не по-русски. По-чужому. По-чуждому».
Монологи Чацкого близки по своей идейной направленности к лозунгам декабристов. Он обличает низкопоклонство, жестокость крепостников, подлость — вот в чем согласен с ним и декабристами Грибоедов. Но он не может одобрить их методы, те же самые схемы жизни, только уже не одной, а целого общества. Поэтому кульминация всех конфликтов — обвинение Чацкого в сумасшествии. Тем самым ему отказывается в праве быть гражданином, высочайшим благом, по декабристской теории, ведь одно/из определений человека-гражданина есть здравый ум; в праве быть уважаемым и любимым. Именно за рационалистический подход к жизни, стремление к поставленной цели «низкими» способами Грибоедов и называет всех героев комедии «глупцами».
Но вот внешне незаметный, «безродный» секретарь Фамусова — Молчалин. В его лице Грибоедов создал исключительно выразительный обобщенный образ подлеца и циника, «низкопоклонника и дельца», пока еще мелкого негодяя, который сумеет, однако, дойти до «степеней известных». Вся лакейская «философия жизни» этого чинуши и подхалима, не смеющего «свое суждение иметь», раскрывается в его знаменитом признании:
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была. И все же не Чацкий, а Молчалин — человек будущего, человек новой, николаевской эпохи. Мы встретимся с его прототипом во второй части повести Льва Толстого «Два гусара», мы увидим его «родственников» в булгаковской фантасмагории, где он примет фамилию Шариков, он просочится в Совет народных депутатов и, прикрывшись партбилетом, будет жить и размножаться.
Кстати, Молчалин вовсе не так безлик, как кажется с первого взгляда. В глазах Софьи он озарен ее любовью, он «враг дерзости».
Чацкий с жаром ораторствует, кричит знаменитое: «Карету мне, карету!» Все на сцене: Чацкий, Софья, Лиза, Фамусов, толпа слуг со свечами, — и авторская ремарка мелкими буквами: «Те же, кроме Молчалина». Притаился наш герой, ждет своего часа. И еще явит себя у Гоголя, Толстого, Достоевского, Сологуба, Андреева, Платонова, Булгакова… Он бессмертен.