В превосходно озаглавленной статье «Сказки пишут для храбрых», открывавшей дискуссию на страницах «Литературной газеты», В. Солоухин утверждал, имея в виду Орозкула и ему подобных: «Красота не победила этих лишенных какой бы то ни было одухотворенности людей, но зато она покидает их, — ив этом, может быть, ее победа». И закончил статью словами о повести; «Это тот случай, та степень художественного совершенства, когда, чтобы составить полное представление о произведении, нужно прочитать его от строки до строки. Завидую тем, кому это еще предстоит».
В докладе VII Международному конгрессу славистов А. Хирше, Р. Гебнер и П. Кирхнер развернули на основе только что рассмотренных произведений интереснейшую концепцию. Смысл ее выражен в следующих тезисах; «Художественное овладение соотношением между человеком и природой, «цивилизацией» и патриархальностью. Это проблематика, имеющая сегодня большое значение как для завершающего этапа социалистической культурной революции в СССР, так и для культурных революций в странах национально-освободительного движения. На примере творчества Айтматова («Джамиля», «Прощай, Гуль-сары!», «Белый пароход») не только выясняется грандиозное преобразование всей жизни, овладение диалектикой национального и универсального, но и показывается плодотворность возможностей преодоления мифологического мышления и изображения…
Но и этими обобщениями далеко не исчерпывается принципиальное значение рассмотренных произведений Чингиза Айтматова в его творческой эволюции и в развитии всей русской литературы. Начиная с «Материнского поля» писатель резко укрупняет масштаб изображения мира и человека. Он предлагает своим читателям модель нашего нового общества, каким оно видится в целостности и труднейшем становлении писателю, не скрывающему, что общество это создается в беспримерно трудных исторических условиях. Рассматривая самые сложные жизненные ситуации, писдтель как бы испытывает модель нашего общества, предлагаемого миру в качестве образца, на прочность его человеческой основы, как бы спрашивает, все ли лучшее, доброе, чистое, облагораживающее людей вбирается из опыта истории, чтобы выдержать напор социальных ураганов и наконец-то принести всем людям а каждому человеку в отдельности подлинное счастье? Порой, как в «Белом пароходе», он обращается к предельно острой, исключительной ситуации, подходит к последней черте, а позднее — в «Буранном полустанке» — измерит создаваемую нашим народом модель нового общества планетарным, вселенским масштабом.
В этом отношении Чингиз Айтматов в русской литературе отнюдь не исключение. То же самое делали, делают, испытывая на прочность в нашем человеке советское начало, Василь Быков (идя, однако, не вширь, а в глубь), нравственное начало в нем —Валентин Распутин, социальное— Анатолий Иванов, национальное — Василий Белов, Петр Проскурин и Евгений Носов, революционное чутье и творческий размах—Георгий Марков, масштаб политической мысли —Александр Чаковский, философскую доминанту и императив долга — Юрий Бондарев, устремленность вперед — Александр Твардовский, историческую память — Егор Исаев, Владимир Солоухин, Владимир Чивилихин, верность идеалу Юрий Трифонов, душевную и духовную неуспокоенность — Василий Шукшин, внутреннюю несгибаемость— Федор Абрамове Иван Стаднюк. Ситуацию максимального напряжения подчас используют и другие писатели — Сергей Залыгин, Сергей Сартаков, Анатолий Ананьев. И разрабатывают ее каждый по-своему, на совершенно непохожем материале. Быть может, Чингизу Айтматову удалось сделать это в рассматриваемый период всеохватнее, оставаясь на строго реалистической основе текущих дней, соединить пристальный взгляд в прошлое с дерзким взглядыванием в будущее.