1. «Я не поэт, а гражданин…».
2. Пушкин — поэт-певец и поэт-пророк.
3. «Осмеянный пророк”.
4. «Гражданином быть обязан”.
Начало XIX века, овеянное славой и громом побед в Отечественной войне 1812 года, заставило лучших людей того времени задуматься о судьбах родины. О том, что будет дальше со страной и народом, знакомые с идеями просветителей вернувшиеся из заграничных походов молодые дворяне считали противоестественным, что народ-освободитель должен вновь вернуться под ярмо крепостничества. Это привело к появлению тайных декабристских организации. А в литературе — к выдвижению на первый план идей гражданственности. «Я не поэт, а гражданин», — говорил о себе выдающийся поэт-декабрист К. Ф. Рылеев. Именно в провозглашении идеалов гражданственности, свободы, ненависти ко всякого рода тирании видели поэты начала века предназначение поэта. Время первой четверти XIX века было временем надежд и стремлений. Этими же надеждами пылает и молодой А. С. Пушкин, не являвшийся членом декабристских организаций, но друживший со многими из них и причислявший себя к ним. Не случайно Николай I уже после разгрома восстания 14 декабря так настойчиво искал доказательств причастности поэта к декабристскому движению. В стихотворении «Арион», рассказывая об этом времени, Пушкин называет себя певцом декабризма. В этом он видит свое предназначение как поэта.
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
Вглубь мощны веслы….
А я — беспечной веры полн, —
Пловцам я пел…
И вот, восстание разгромлено:
Погиб и кормчий и пловец!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою…
Залпы артиллерийских орудий на Сенатской площади уничтожили все надежды русского общества на возможность преобразований. Ате, кто дерзнул попытаться осуществить эти изменения, были отправлены на виселицы, в Сибирь или на Кавказ, под пули горцев. И в этой ситуации страха и подавленности, чудом уцелевший поэт из певца, превращается в пророка. Окружающая действительность кажется ему мрачной пустыней, в которой он не может найти утоления своим духовным потребностям и стремлениям:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Этот посланец высших сил превращает поэта из обычного человека в провозвестника высшей воли:
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный моя язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замерзшие мои
Вложил десницею кровавой.
Затем к наделенному особым слухом, зрением и сердцем пророку взывает глас божий с приказанием:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Мы видим, что поэт уже гораздо серьезнее воспринимает свое предназначение. Он теперь не просто поет о свободе, он берет на себя удел проповедовать, доносить до сердец и умов людей высшие истины.
Позднее в предсмертном стихотворении «Памятник», как бы подводя итого всей своей жизни, он скажет о них подробнее:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Прославлять свободу, не страшась нападок, не требуя похвалы, равнодушно принимая «хвалу и клевету», — вот, по-мнению Пушкина, назначение поэта.
Не менее остро волновала тема места и назначения поэта и поэзии и других поэтов XIX века. В частности, последнего представителя русского романтизма, поэтического наследника Пушкина, М. Ю. Лермонтова.
Творчество его, не менее серьезное и значимое для истории русской литературы, тем не менее пронизано несколько иными мотивами. В первую очередь это связано с эпохой, в которую довелось жить поэту. Если время Пушкина — это поначалу время надежд и упований, то эпоха Лермонтова — это время разочарований и беспросветной реакции. Время, когда Россия жила под сенью пяти виселиц, и надежды на изменения были утрачены безвозвратно. Таковы и герои Лермонтова — богато одаренные, сжигаемые жаждой деятельности, но не имеющие возможности утолить эту жажду. Образы героев — это и образ самого поэта, который тоже мучительно ищет применения своему таланту и пытается определить свое место и назначение. Он тоже ощущает себя пророком. Но если пророк Пушкина еще вначале пути, то пророк Лермонтова уже столкнулся со злобой и презрением окружающих. Стихотворение Лермонтова «Пророк» служит как бы продолжением одноименного стихотворения Пушкина. Оно начинается словами:
С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Исполняя свое предназначение, поэт-пророк отправляется «провозглашать любви и правды чистые ученья», но в ответ ему летят камни самолюбивых невежд, не желающих признавать, «что бог гласит его устами». Поэту остается лишь скрыться в пустыню, где он живет в согласии с природой и всеми живыми тварями. Порой он все же выходит к людям, но всякий раз встречает лишь презрение и насмешки:
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм и худ и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
И вот поэт-пророк, как булатный кинжал, утратил свое предназначенье. Голос его уже не воспламеняет «бойца для битвы», не звучит,
…как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных…
В мире, где «ветхий мир привык морщины прятать под румяны…», гордый лик поэта вызывает скуку и презренье. С горечью отмечает Лермонтов, что «звук могучих слов» поэта уже почти не встречает благоговенья и «отзыва мыслей благородных». И с не меньшей горечью он восклицает:
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?
Но на этот вопрос поэту так и не суждено было найти ответа.
Далее тема роли и назначения поэта и его взаимоотношений с обществом развивается в творчестве
Н. А. Некрасова. Стихотворение «Блажен незлобивый поэт…», написанное в день смерти Н. В. Гоголя, «незлобивому», благополучному поэту, противопоставляет подлинного поэта-творца и правдолюбца. Цель его не услаждение слуха публики, а выполнение своей высокой миссии:
И веря и не веря вновь
Мечте высокого призванья,
Он проповедует любовь
Враждебным словом отрицанья….
При этом Некрасов считает, что сам он не всегда соответствовал этому высокому идеалу:
Не торговал я лирой, но, бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука…
В этих строчках раскаяние поэта за те цензурные компромиссы, на которые он вынужден был идти ради спасения «Современника», и за верноподданническую оду всесильному графу М. Н. Муравьеву, которая впрочем не спасла журнал от зак-
рытия, а лишь навлекла на поэта осуждение друзей. Но, несмотря на все это, Некрасов сохранил убежденность в том, что поэт обязан иметь активную гражданскую позицию:
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь…
Иди и гибни безупречно.
И, словно перекликаясь с Рылеевым, Некрасов восклицает:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
Таким образом, мы видим, что на протяжении XIX века, несмотря на периоды сомнений и разочарования, в творчестве наиболее талантливых поэтов прослеживается мысль об особой роли поэта, его высокой ответственности и четко определенной гражданской позиции.