Потомок итальянских искателей приключений, тихий брянский дворянин, дипломат и цензор, Тютчев писал письма родителям домой только по-французски, и на этом же языке получал ответы из дома. Большую часть жизни прожил в Германии, женат был на немке, в его семье говорили только по-немецки. По-не- мецки и по-французски разговаривал на службе в департаменте иностранных дел, только на иностранном языке там вели канцелярскую документацию и дипломатическую переписку. Как же могло статься, что по верности и чуткости к родному слову Тютчеву нет равных в русской поэзии? Наверное, тому причиной любовная атмосфера, которая царила во всем вокруг поэта: любовь к природе, к женщине, к родине, к Слову. Любовь, которая никогда не кончается, над ней не властно время, которое отнимает силы, молодость и красоту, как «казнящий Бог».
Муза поэта не «бряцает» на лире. Духовное напряжение в творчестве Тютчева звучит, как орган в храме. Любовная лирика поэта столь же исполнена философии, как философия — любовью:
Как дымный столп светлеет в вышине! —
Как тень внизу скользит неуловима!..
«Вот наша жизнь, — промолвила ты мне. —
Не светлый дым, скользящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма…»
Тютчев и сам всю жизнь сознательно провел в тени, он избегал большого света. Величие природы и «горнего» мира заставляло смотреть на «дольний» мир человеческих страстей через увеличительное стекло его поэзии. Окружающее было слишком микроскопично, чтобы завладеть его помыслами целиком. Его философская лирика передает трагическое ощущение души, насильно лишенной гармонии. Поэт проводит символические параллели бытия природы и человеческой фантазии, вводит в пейзажную лирику космические мотивы. Символизм Тютчева условней, чем у поздних символистов, которые считали его духовным предшественником. Сам Тютчев вряд ли согласился бы на роль лидера. Он любил многолюдье только в церкви, где нет толпы, а есть собрание единоверных:
Я лютеран люблю богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой —
Сих голых стен, сей храмины пустой
Понятно мне высокое ученье.
Тютчев весь устремлен ввысь, как храм человеческой души. Почти каждое стихотворение — молитва или ектенья, прошение к Богу. Он весь в преддверии, в вечном ожидании неземного блаженства, но случались и падения:
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
«Чистое искусство» Тютчева оказалось более вечно, чем жанровая конкретика многих «народных» поэтов, которых с народом роднило только происхождение из самых низов, а на самом деле их «созидающая» поэзия вносила только раздор и разрушала народную культуру. Но, если верить Тютчеву, все рано или поздно возвратится на «круги своя»:
Когда пробьет последний катаклизм природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!
