Не в наше нынешнее время вспоминать про героев Достоевского, мы их видим каждый день с протянутой рукой на улице. Макар Девушкин в свое время был все-таки экзотическим реликтом. Сегодня стоит отъехать на двадцать километров от Москвы, чтобы увидеть таких Макаров Алексеевичей тысячами.
Макар беден не потому, что получает нищенское жалование. Стоит поднять исторические книги, чтобы выяснить для себя — никогда петербургский чиновник не скатывался в нищету из-за скромности жалования, достаточно вспомнить никудышного чиновника Мармеладова из «Преступления и наказания». В его семье, как избавления от бедности, ждали выхода на службу главы семейства, чиновника с самым крошечным чином. Макар Девушкин — бедняк «по призванию и по духу». Таких достаточно в любом обществе в любую эпоху. Его исподволь обирают все кому не лень, сам он при этом ничуть не позаботится о своем благосостоянии, к тому же такие люди — жертвователи по натуре: все раздадут, а сами ни с чем останутся. «Ропот, либеральные мысли, дебош и азарт» — завоевания, слишком новомодные для Макара Девушкина. Ему по душе получать бы по карточкам свой ежемесячный паек, он был бы доволен, потому что у всех остальных ничуть не больше. Тогда он забудет, что он «человек… сердцем и мыслями». Но не будем обвинять и без того бедного Макара в несуществующих грехах, до осознания «классовой борьбы» он так и не поднялся.
Достоевский, по его позднейшему признанию, «страстно принял все учение» критика Белинского, включая его «социалистические» идеи, которые по сути были всего лишь либеральными. Важнее всего для нас то, что Достоевский впервые в молодой русской литературе дал глубокий анализ расколотого сознания русского человека. У нас человека одолевает, как и всех и везде, страсть к преуспеянию (в форме накопительства) и одновременно с тем русский человек одержим идеей «равенства», выработанной общинным бытом и церковной проповедью отказа от роскоши. Сам Достоевский достаточно переболел «христианским социализмом», испытал все тягости нужды душевной на себе. Критики, высмеивавшие болезненную мнительность Достоевского и его «уход в потустороннюю нравственность», слишком жестоки к нему. От нравственных мучений и переживаний за судьбы своих первых героев писатель стал «страдать раздражением всей нервной системы», появились первые симптомы эпилепсии, мучившей его всю жизнь.
В «Бедных людях» и последующих повестях слышатся отголоски влияния идеологии «почвенничества». Русские почвенники были генетически связаны со славянофильством, но выступали за примирение западников и славянофилов. Они искали национальный вариант государственного развития, в котором бы оптимально сочетались начала «европейской цивилизации» и русской «народности». Ведь Петербург с Девушкиным и Варенькой стоял как раз на границе западной и русской цивилизации, по героям писателя проходил идеологический «водораздел». Молодой Достоевский еще верил в возможность преобразования русского общества на братских христианских основах: «русская идея … будет синтезом всех тех идей, которые… развивает Европа в отдельных своих национальностях». Мы, молодые люди Третьего тысячелетия, с высоты исторического опыта предков убедились, что такая «оптимизация» русского народа привела к полной потере его самобытности и к практически полному распаду России. А «русскую идею» давно уже похоронили.
