На афоризм Аристотеля: «Платон мой друг, но истина дороже», — есть прекрасное ответное замечание: «Лучше уж заблуждаться с Платоном, чем быть правым с умниками». С той же интонацией прочитывается и утверждение Достоевского о ценности заблуждения, особенно, если это заблуждение высоконравственно: «Пусть Иисус — ошибка, но я предпочитаю остаться с ошибкой…» Этот выбор «возвышающего обмана» не только феномен Достоевского и его героев, это черта общечеловеческая. Может быть, в этом выборе скрыт ответ на вопрос: что есть человек? В «Дневниках писателя» Достоевский замечал: «Человек есть тайна. Я занимаюсь этой тайной, потому что хочу быть человеком». Роман «Идиот» — это роман о человеке, причем человеке идеальном, «положительно прекрасном», «о князе-Христе».
Князь Мышкин появляется в романе не как герой мифа или сказки, но «промышленной и шумной» современности. Для него не имеет значения ни родословная (хотя фамилия упоминается в «Истории…» Карамзина), ни бедность, ни скромная должность и небольшая сумма, предложенные генералом Епанчиным (кстати, деньги он охотно и с радостью принимает). Попробуем представить в этой ситуации на месте князя болезненно самолюбивого Ганеч- ку Иволгина, гордую Аглаю или себялюбивого нигилиста Ипполита. Каков контраст! Князь приходит из заповедной страны детского, непосредственного и бескорыстного отношения к людям и миру. Впрочем, сам князь признается, что с детьми ему легче общаться, что с ними он чувствует себя естественней, не боится допустить неловкость. За плечами князя вьется не по сезону легкий дон- кихотовский плащик, неизменный атрибут странствующего рыцаря, совершающего только благородные поступки. Записку от князя Аглая случайно кладет в том Сервантеса и потом удивляется столь красноречивому совпадению. Князь легко определяет истинную суть человека, его не обманешь ни чинами, ни пышными фразами. Но эта душевная прозорливость сочетается с детской беспомощностью в реальных отношениях: экономических, да и межчеловеческих. Поразительно, но факт: добрейший, искреннейший и благородный человек никому из героев романа не приносит счастья, хотя желает всем только добра.
Настасье Филипповне ужас и низость собственного падения делаются особенно очевидными и невыносимыми после того, как князь признает ее чистой и невинной. Она бросается к Рогожину, на нож, на смерть, для того чтобы быть рядом с равным, пусть даже более грешным, чем она сама, чем с безгрешным и всепрощающим князем. Сама героиня ведь ничего не прощает себе. Князь объясняет и Рогожину, и Аглае, что испытывает к Настасье Филипповне только глубокое сострадание, не любовь, а жалость. Для Настасьи Филипповны такое чувство не приемлемо, она любит Мышкина и в ответ ждет любви. Оценивая влияние этой жалости на жизнь героини, Рогожин проницательно отмечает: «… жалость твоя, пожалуй, еще пуще моей любви». Князь своей привязанностью к Настасье Филипповне, неспособностью выбрать из двух женщин одну оскорбляет чувство Аглаи, ущемляет ее самолюбие. Постоянное соперничество с князем и абсолютное знание того, что Настасья Филипповна любит именно Мышкина, вынуждают Рогожина дважды от страдания и безысходности взяться за нож: сначала он готов убить князя, потом убивает Настасью Филипповну. Она же бросается к Рогожину, ища смерти. Рогожин понимает это: «Да не было бы меня, она бы уже в воду кинулась, верно говорю. Потому и не кидается, что я, может, еще страшнее воды». Любовь к князю и его «прощение» только обострили раздвоение Настасьи Филипповны между оскорбленной гордостью и жаждой любви и согласия. Рогожин для нее — наказание, кара, а князь — незаслуженная награда. Потому Рогожин еще отчетливее чувствует, что он не любимый человек, а только «нож», гибель. Сравнивая свое чувство к Настасье Филипповне с чувством князя, он видит, что его любовь беднее, приземленнее, телеснее, лишена сострадания и духовности, в отличие от любви князя. А ведь любовь Рогожина несла в себе зерна терпимости и понимания, не была только стремлением к обладанию. Под влиянием Настасьи Филипповны Рогожин берется за чтение. Это отмечает князь: «Гм, Рогожин за книгой, — разве уж это не «жалость», не начало «жалости»? Нет, это поглубже одной только странности». Но зерна эти не дали всходов из-за постоянного соперничества героев, из-за той неизменной роли злодея, разрушителя и погубителя, которую на фоне непорочного князя играл Рогожин в глазах Настасьи Филипповны. И хотя убийцей стал Рогожин, доля вины Мышкина в гибели героини тоже велика. Последнюю ночь над трупом Настасьи Филипповны герои проводят вместе, утешая друг друга. Здесь поведение Мышкина — поведение морального соучастника в убийстве.
Трагическая судьба «положительного прекрасного» человека не только следствие того, что мир слишком плох, а герой слишком для этого мира хорош. Такая судьба выступает естественным продолжением характера героя. Ибо так же, как человечество, он не может жить без борьбы, силы и страсти. Вот почему в критические моменты жизни Мышкин оказывается беспомощным. Он не может выбрать между Аглаей и Настасьей Филипповной и обеих делает несчастными, не может предотвратить гибели Настасьи Филипповны, более того, сам во многом толкает ее навстречу смерти. Но вот эпизод не менее красноречивый, хотя и менее фатальный. Ганя Иволгин публично дал князю пощечину. Вот реакция князя: «О, как вы будете стыдиться своего поступка!» — и к этой реплике «неподходящая улыбка».
Ганечка, правда, повинился перед князем. А тот повел себя по евангельскому закону: подставил под удар другую щеку. Именно это полное отсутствие у князя самолюбия, гордыни, его вечная готовность братски объединиться с каждым и перед каждым смириться, возмущают Аглаю. Она возражает князю: «Вы честнее всех, благороднее всех, добрее всех, умнее всех!… Для чего же вы себя унижаете и ставите ниже других? Зачем вы все исковеркали, зачем в вас гордости нет?» Готовность признать свою малость, всеотзывчивость и открытость навстречу каждому — это черты князя-Христа. Но ге- рою-современнику нужна гордость, чтобы отстаивать свою жизненную позицию, свое право на счастье. Из-за этой аморфности, полного отсутствия индивидуализма Мышкин и выглядит на фоне современников «идиотом». Всеми героями романа переживается трагедия индивидуализма, начиная с Аглаи и Настасьи Филипповны и заканчивая нигилистом Ипполитом и Ганей Иволгиным. Трагедия Мышкина состоит именно в отсутствии гордости, тщеславия, себялюбия и индивидуализма.
Эгоистическое разъединение людей порождает зло морального одиночества, делает их несчастными. Все связаны друг с другом томительным ощущением взаимной вины, только взаимное прощение откроет возможность объединения, обретения себя как частей Целого. Именно так объясняет Мышкин появление в Павловске смертельно больного Ипполита: тому, по мнению князя, хочется всех простить и от всех принять прощение. Но поведение, объяснимое и даже необходимое для умирающего, вряд ли приемлемо для живущего. Индивидуализм ведет к одиночеству, к гордому бунту или же к моральной вседозволенности. Полное его отсутствие — к беспомощности, внутренней аморфности. Идеал Достоевского амбивалентен: человек должен вернуться к единению с миром, отказаться от гибельной и разрушительной гордыни, но обогащенный индивидуальным сознанием. Князь Мышкин — только первый шаг, направленный на достижение этого идеала. Достоевский планировал осуществить его в романе «Братья Карамазовы», так распределив роли между братьями:
«Итак, один брат Атеист и отчаяние.
Другой — весь фанатик.
Третий — будущее поколение, живая сила, новые люди».
Путь первого брата — это путь Раскольникова и Став- рогина — путь индивидуалистического бунта.
Путь второй — путь Рогожина и Свидригайлова — путь раскаявшегося грешника.
Третий путь — путь Алеши Карамазова, который снимает монашескую рясу и идет в жизнь с ее страстями и «надрывами», чтобы потом, обогатившись моральным опытом, вынесенным из пережитых испытаний, вновь раствориться в монастырском братстве, но при этом не утратив окончательно своего «я». Именно такой путь, по мнению Достоевского, должно пройти все человечество, согласно конспекту незаконченной статьи «Социализм и христианство».