I — V I I I главы — петербургская жизнь в восприятии Обло-
мова. IX глава — сон Обломова. XI — приезд друга Ильи Ильича
Штольца. Композиция этой части включает в себя все реалии
жизни героя в Петербурге — полная беспомощность в житейских
делах при попытке их решить, объяснение этой беспомощности
в IX главе во сне Обломова и, наконец, XI — приезд Штольца — надежда
на изменение своей жизни.
С первых же страниц романа Обломов лежит в постели и продолжает
лежать всю первую часть романа, мучаясь вопросом: «вставать
или не вставать». Психологический портрет Обломова идет следом
за первой же фразой: «Это был человек лет тридцати двух-трех от
роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами,
гулявшими беспечно по стенам, по потолку, с тою неопределенною
задумчивостью, которая показывает, что его ничто не занимает, ничто
не тревожит. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже
в складки шлафрока.
Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или
скуки. Но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица
мягкость, которая была господствующим и основным выражением
не лица только, а всей души. Душа так открыто и ясно светилась в
глазах, в улыбке, в каждом движении головы, рук. И поверхностно
наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова,
сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» Человек
поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел
бы в приятном раздумье, с улыбкой».
Внешний портрет Обломова дан бегло, большее внимание обращено
на внутреннее состояние души. Писатель больше обращается
к читателю внимательному, а не поверхностному, предупреждая об
осторожном отношении к герою. Важную роль играют детали: восточный
халат располагал к созерцательному образу жизни: он был
удобен и мягок. Туфли, как и халат, выполняют еще одну функцию:
они отражают настроение своего хозяина. Если хозяин, вставая
с постели, не сразу попадал ногами в туфли, значит, он был сильно
взволнован.
Для дополнительной характеристики Обломова Гончаров использует
интерьер комнаты, в которой лежал хозяин. На первый взгляд,
все было благопристойно, но на самом деле вид кабинета «поражал
господствующею в нем запущенностью и небрежностью». Заканчивается
описание интерьера неутешительным выводом, что если бы
не некоторые предметы (тарелка с обглоданной косточкой, выкуренная
трубка) и сам хозяин, лежащий на диване, то можно было бы подумать,
что в квартире никто не живет.
Все эти предварительные замечания подготавливают к встрече с
хозяином квартиры, Ильей Ильичом Обломовым, который, проснувшись
очень рано, часов в восемь, намеревался встать, чтобы умывшись
и напившись чаю, заняться делами, которые его тревожили
(нужно было написать письмо в деревню, чтобы решить важные
хозяйственные дела). Но прошло полчаса, потом пробило половину
десятого, прошло еще четверть часа, потом опять полчаса… время
неумолимо летело вперед, но Обломов никак не мог решиться встать
с постели.
Тут он, по своему обыкновению, затеял разговор со слугой Захаром,
упрекая его в лени и нечистоплотности. Захар был дядькой у маленького
Илюши да так и остался при нем, когда тот переехал в Петербург.
Лежание на полатях тоже было обыкновенным делом у Захара, поэтому
в квартире Обломова было почти всегда не убрано, особенно по углам.
Но Захар хорошо помнил, что «дом Обломовых был когда-то богат
и знаменит в своей стороне, но потом, Бог знает от чего, все беднел
и мельчал и, наконец, незаметно потерялся между нестарыми
дворянскими домами. Только поседевшие слуги дома хранили и передавали
друг другу верную память о минувшем, дорожа ею, как
святынею». Захар любил своего барина, но любил так, как любят
своего господина. Мелкая рабская привязанность предполагала также
и постоянную защиту своей лени. Лень Захара — это своеобразное
отражение лени Обломова, доведенной до безобразия.
II-VI главы можно озаглавить «Визиты петербургских приятелей».
Эти главы в некотором роде контрастно полемизируют с «лежанием
» Обломова. Все его приятели приходят к нему из внешнего мира,
оттуда, где покой нарушен, где бесконечная беготня и суета. Так появляется
проблема «Обломов и другой». Каждый из них — это «другой», не
такой, как Обломов, и каждый «другой» символизирует какую-либо
форму человеческой деятельности.
Первый — Волков — «светский лев». Все «дни» его расписаны, каждый
день он посещает новый дом. Для характеристики уровня образованности
«светского льва» Гончаров использует детали:«.. .только
и слышишь: венецианская школа, Бетховен да Бах, Леонардо да Винчи…»
Нечаянная реакция Обломова уничтожает смысл занятий Волкова:
«И вам не лень мыкаться изо дня в день?» — восклицает Обломов.
Обломов пытается поделиться с ним своими мыслями, спросить
совета, но где там… «Светский лев» спешит уже на очередной раут.
После визита Волкова Обломов размышляет: «В десять мест в один
день — несчастный! — думал Обломов. — И это жизнь! — Он сильно
пожал плечами. — Где же тут человек? На что он раздробляется и
рассыпается? <...> да в десять мест в один день — несчастный! —
заключил он, перевертываясь на спину и радуясь, что нет у него таких
пустых желаний и мыслей, что он не мыкается, а лежит вот тут,
сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой».
Трудно не согласиться.
Второй визит сделал Судьбинский, работающий в канцелярии.
Из диалога Обломова и Судьбинского нетрудно сделать вывод о том,
что работа чиновника забирает у него все время. Мысли и дела
Судьбинского суетны и мелки. После его ухода Обломов испытывает
настоящую жалость к его жизни: «Увяз, любезный друг, по уши увяз, —
думал Обломов, провожая его глазами. — И слеп, и глух, и нем для всего
остального в мире. Выйдет в люди, будет со временем ворочать делами
и чинов нахватает. У нас это называется карьерой! А как мало-
то тут человека нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь!
И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое…
А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми
до двенадцати дома — несчастный! Опять обращается Обломов к
понятию о человеке, к его чувствам, мыслям, переживаниям, которые
исчезают в суете сует.
Следом за Судьбинским пришел Пенкин, литератор. В разговоре
с Пенкиным о проблемах литературы Обломов показал себя умным
и тонким человеком, хорошо разбирающимся в психологии человека.
Человек для Обломова на первом месте, но современной литературе,
по мнению Пенкина, нужны произведения, которые изобличают
порок. «Где же человечность-то? Вы одной головой хотите писать! —
почти шипел Обломов. — Вы думаете, что для мысли не надо сердца?
Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку нашему человеку,
чтобы поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не
глумитесь…» Обломов предъявляет высочайшие требования к литературе.
Произведения, способные заставить человека страдать,
могут создать только талантливые писатели. Приход Пенкина вызвал
у Обломова шквал мыслей: «Ночью писать, — думал Обломов, —
когда же спать-то? А поди тысяч пять в год зарабатывает! Это хлеб!
Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения,
торговать умом и воображением, насиловать свою натуру,
волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться…
И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра,
праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же
остановиться и отдохнуть? Несчастный!» Это уже основательная
критика «узкофункциональной человеческой деятельности», которая
раздробляет человека на части, лишает его целостности. «Когда же остановиться?..
» — вот вопрос, который остается без ответа. Илья
Ильич переключается на свои проблемы: «А письмо старосты, а
квартира?» — но тут опять раздался звонок.
Пришел Алексеев — человек, потерявший свое лицо в суетной жизни.
После трех лиц («светского льва», чиновника, писателя), имевших хоть
какую-нибудь индивидуальную черту, Алексеев не имел своего лица.
Для окончательной характеристики Алексеева автор использует мнение
слуги Захара: «Он долго думал, долго ловил какую-нибудь угловатую
черту, за которую можно было бы зацепиться, в наружности, в
манерах или в характере этого лица, наконец, махнув рукой, выражался
так: «А у этого ни кожи, ни рожи, ни ведения!» Появлением
такого обезличенного типа автор подводит итог под наблюдением
за социальными типами. И прав Обломов, когда восклицает: «А где же
здесь человек? — Человека-то нет!»
Последним в череде посетителей был Тарантьев, человек наглый
и грубый. Странно было видеть и слышать его в комнате у Обломова.
Но Обломов, человек мягкий и интеллигентный, был открыт для
всего, и для грубости и наглости тоже. Он был незащищен, как всякий
интеллигентный человек. К тому же, он простодушно верил, что
Тарантьев может ему помочь.
В VI главе автор добавляет чрезвычайно важное наблюдение об
Обломове, которое и составляет суть его натуры: «.. .В горькие минуты
он страдает от забот, перевертывается с боку на бок, ляжет
лицом вниз, иногда даже совсем потеряется; тогда он встанет с постели
на колени и начинает молиться жарко, усердно, умоляя небо
отвратить как-нибудь угрожающую бурю. <.. .> Никто не знал и не
видал этой внутренней жизни Ильи Ильича; все думали, что Обломов
так себе, только лежит да кушает на здоровье, и что больше от него
нечего ждать; что едва ли у него вяжутся и мысли в голове». О подлинном
Обломове, «о вулканической работе пылкой головы, гуманного
сердца» знал только Штольц, друг Обломова, встречи с которым
Илья Ильич ждал с нетерпением. Но Штольц появляется в X главе,
после сна Обломова.
IX глава. «Сон Обломова». Эта глава была напечатана в 1849 г.,
она имела большой успех у читателей, и все ждали появления романа
целиком, и дождались… через 10 лет (1859 г.).
«Сон» — это «образный и смысловой центр романа». Сам Гончаров
считал IX главу I части романа «увертюрой ко всему роману» и ключом
к нему. Так что же должен открыть читателю сон Обломова?
Наши сны — это грезы, мечты, это то, чего не бывает в жизни, это
воспоминание о детстве, о прекрасном и уже невозможном. Так и
взрослый Илья Ильич видит себя ребенком. И глазами маленького
Илюши представляется читателю чудесный край, село Обломовка,
где царят покой и счастье.
В «Сне» все спят, но какой это был сон? Атмосфера сна наделяется
образными эпитетами: всеобщий, «послеобеденный сон», всепоглощающий,
ничем не победимый сон, «общая торжественная тишина
природы», вечная тишина вялой жизни, отсутствие движения.
Сказочная атмосфера сна отражает «другое время», «другую
эпоху», время связано с понятием круга. Здесь отсутствует деление
на часы, дни, минуты, здесь время связано с циклами самой природы.
С циклами природы связаны три акта жизни: родины, свадьба,
похороны. Труд здесь как наказание. География этого уголка земли
не предполагает ни гор, ни морей, а только равнины, да и то в замкнутом
пространстве. «Обетованная земля», «первобытный рай» —
постоянные образы в «сне». В тексте обилие античных героев: Гомер,
Улисс, Ахилл — они раздвигают временное пространство, символизируют
красоту, спокойствие и величие древней Греции, передаваемую
няней Илюши. Вместе с античными героями упоминаются
и герои русских сказок и былин: Илья Муромец, Еруслан Лазаревич,
Емеля-дурак. Там есть и добрая волшебница, являющаяся у нас
иногда в виде щуки, которая изберет себе какого-нибудь любимца,
тихого, безобидного, другими словами, какого-нибудь лентяя, которого
все обижают, да и осыпает его ни с того ни с сего, разным добром,
а он знай кушает себе да наряжается в готовое платье, а потом
женится на какой-нибудь неслыханной красавице, Милитрисе Кирби-
тьевне». Сон — это художественный прием, который позволяет писателю
«через время и пространство останавливаться на точках, о которых
грезит сердце». О чем же грезит сердце?
Образ Емели, которого все обижают, но ему помогает добрая
волшебница, а потом он женится на Милитрисе Кирбитьевне (Агафье
Матвеевне) — не прообраз ли это Ильи Ильича? Сон с его спокойной
атмосферой, с реалиями «земли обетованной» постепенно заполняет
и все пространство романа. Сердце Ильи Ильича грезит наяву об
«утраченном рае» и не хочет смириться с суетой реальной жизни.
Вот почему «Сон» является смысловым ключом к пониманию натуры
Обломова.
В конце I части романа приезжает Штольц, которого с таким
нетерпением ждал «петербургский Емеля» Илья Ильич Обломов.
