В наше время, когда цивилизация шагнула вперед, а люди постепенно превращаются в вечно спешащих роботов, насущной становится проблема душевной теп¬лоты, сострадания. Порой за вечной спешкой и житей¬скими проблемами мы не замечаем, что из нашей жиз¬ни исчезли такие понятия, как доброта, чуткость, по¬нимание и человеческое общение. Теперь рядом со словом «проблема» все чаще ставятся слова «нрав¬ственность», «гуманизм». А может быть, стоит порой хоть на минуту остановиться, чтобы услышать не толь¬ко себя, но и других. Хорошо, когда человек стремится к собственному благополучию, но плохо, что порой за этим мы забываем, что в мире мы не одни, что кругом тоже люди, о которых надо думать и с которыми надо считаться. Самая страшная болезнь на свете — это черствость души. Еще Чехов призывал нас: «Спешите делать добро». И лучше это сделать сегодня, прямо сейчас, ибо потом будет поздно. К сожалению, мы вспоминаем об этом не тогда, когда проходим равно¬душно мимо чужого горя, а тогда, когда это равноду¬шие направлено на нас.
Рассказ «Обида» — это протест против зла, против человеческого равнодушия, казенщины. Есть такая оп¬ределенная порода чиновников, которые, пользуясь сво¬ей «маленькой» властью, предоставленной им их слу¬жебным положением, превращают подчас эту власть в ничем не ограниченную и, к сожалению, почти не на¬казуемую тиранию. Именно это — оскорбительное, со¬знательное намерение унизить человека — Шукшин стремится подчеркнуть в рассказе «Обида» и во всех остальных рассказах на эту тему. Писателя интересуют проблемы, касающиеся всех нас. Они суммируются в трудном, исполненном глубокой боли вопросе: что с на¬ми происходит? В самом деле — что? Вопрос был бы нетрудным, если бы дело заключалось только в том, чтобы объяснить, откуда берутся черствые, равнодуш¬ные люди, хамы попросту говоря, вроде продавщицы Розы или красноглазого из рассказа «Ванька Тепля- шин», вахтерши из документального рассказа «Кляу¬за». Это можно объяснить их нравственной неразвитос¬тью, низкой культурой, комплексом неполноценности и многим другим. Но этим вопрос не исчерпывается. Дело не только и, быть может, даже не столько в том, откуда берутся хамы, сколько в том, чем они держатся в жизни, почему остаются сплошь и рядом безнаказан¬ными. И Шукшин в полный голос заявляет, что если хам поднял голову, если он набирает силу, то виноваты во многом мы сами.
Возвратимся к рассказу «Обида». Продавщица Роза наверняка не посмела бы издеваться над Ермолаевым, если бы в очереди нашелся хоть один, кто пожелал бы вникнуть в суть спора и встать на Сашкину сторону, — ведь дело-то было яснее ясного. Но: «Между тем сзади образовалась уже очередь. И стали раздаваться голоса: «Да хватит вам: был, не был!», «Отпускайте!» — «Но как же так, — повернулся Сашка к очереди, — я вчера и в магазине-то не был, а они мне какой-то скандал приписывают! Вы-то что?» Тут выступил один пожи¬лой, в плаще: «Хватит — не был он в магазине! Вас тут каждый вечер — не пробьешься. Соображают стоят. Раз говорят, значит, был»… «Стоит возмущается! Это на вас надо возмущаться-то». — «Да вы что», — попытал¬ся было еще сказать Сашка, но понял, что бесполезно. Глупо. Эту стенку из людей ему не пройти. «Работай¬те, — сказали Розе из очереди. — Работайте спокойно, не обращайте внимания на всяких тут».
Как верно Шукшин описал очередь и людской разго¬вор. Мы, конечно, сочувствуем герою рассказа, пережи¬ваем вместе с ним, но мало кто из нас задумался над тем, что на месте Сашки мог бы оказаться любой из нас.
А вот еще похожая история из рассказа «Змеиный яд». Типичная история, характерная и для нашего вре¬мени. Может быть, кто-то из нас тоже столкнулся с чем-то подобным. «Максиму подумалось, что женщи¬не доставляет удовольствие отвечать «нет», «не знаю». Он уставился на нее. «Что?» — спросила она. «А где же он бывает-то! Неужели в целом городе нет?!» — «Не знаю», — опять с каким-то странным удовольст¬вием сказала женщина. Максиму захотелось обидеть женщину, сказать в лицо ей какую-то грубость. И не то вконец обозлило Максима, что яда опять нет, а то, с какой легкостью, отвратительно просто все они отве¬чают это свое “нет”».
А герой рассказа «Сапожки» рассуждает об этой категории продавцов так: «Странный они народ, про¬давщицы: продаст обыкновенный килограмм пшена, а с таким видом, точно вернула забытый долг».
Итог человеческому равнодушию подводит Ермола¬ев: «Что за манера? Что за странное желание угодить — продавцу, чиновнику, хамовитому бюрократу?! Угодить во что бы то ни стало! Ведь мы сами расплодили хамов, сами! Никто же нам их не завез, не забросил на пара¬шютах! Сами! Давайте разберемся в конце концов. Пора же им и «укорот» делать. Они же уже меры не знают». Действительно, «укорот» нужен. Но как его сделать? В одиночку ничего не получится. Сашка Ермолаев по¬пробовал было не бороться даже, а просто выяснить, по¬чему тот, «пожилой в плаще», угодничал перед продав¬щицей, так самого с лестницы спустили; Ванька Тепля- шин только и смог, что уйти из больницы да обругать на прощание красноглазого, который, кстати сказать, и ухом не повел; сам Шукшин в истории с вахтершей так и остался со своим вопросом-криком: «Что же с нами происходит?»
Вывод напрашивается только один: для того чтобы победить хама, надо объединить усилия, а для того чтобы объединить их, надо победить в самих себе рав¬нодушие, косность, нравственную спячку. К этому и призывает нас Шукшин.
