Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
А С. Пушкин,
«Медный всадник»
Петербург … Город, возведенный на болотах, построенный на костях тысяч людей, порождение сверхчеловеческого гения великого Петра, дерзнувшего бросить вызов самой Природе. Точно так же бросает вызов человеческой природе Родион Раскольников. Именно здесь, в Петербурге, на котором лежит печать проклятия, он вынашивает свою чудовищную идею…
Действие романа «Преступление и наказание» разворачивается не на площадях с фонтанами и дворцами и не на Невском проспекте, который был для современников своего рода символом достатка, положения в обществе, пышности и великолепия. Петербург Достоевского — это отвратительные трущобы, грязные распивочные и дома терпимости, узкие улочки и мрачные закоулки, тесные дворы- колодцы и темные задворки. Здесь душно и нечем дышать от вони и грязи; на каждом углу попадаются пьяные, оборванцы, продажные женщины. В этом городе постоянно происходят трагедии: с моста на глазах у Раскольникова пьяная женщина бросается в воду и тонет, под колесами щегольской барской коляски гибнет Мармеладов, на проспекте перед каланчой кончает жизнь самоубийством Свидригайлов, на мостовой истекает кровью Катерина Ивановна, а на бульваре Раскольников встречает молодую женщину, которую «где-нибудь напоили, обманули <...> да так и пустили на улицу».
Глаза Раскольникова уже привыкли «к городской пыли, к известке и к громадным, теснящим и давящим домам». Отвратительны не только улицы, мосты и дворы, но и жилища героев романа — нищие, «униженные и оскорбленные». Гнетущее впечатление производят многочисленные и подробные описания кривых лестниц, низких площадок и сырых комнат-клеток. В такой крошечной каморке, больше похожей на «гроб», или «шкаф», где «вот-вот стукнешься головой о потолок», влачит свое существование главный герой. Неудивительно, что здесь он ощущает себя задавленным, забитым и больным, «тварью дрожащей».
В самом воздухе Петербурга словно растворена какая-то губительная и нездоровая страсть. Атмосфера безысходности, уныния и отчаяния, царящая здесь, обретает зловещие черты в воспаленном мозгу Раскольникова, его преследуют образы насилия и убийства. Он — типичное порождение Петербурга, он, как губка, впитывает ядовитые испарения смерти и тления, и в душе его происходит раскол: в то время как его мозг вынашивает идею убийства, сердце переполняет боль за страдания людей. Он не задумываясь отдает последнюю копейку попавшим в беду Катерине Ивановне и Соне, пытается помочь матери и сестре, не остается безучастным к незнакомой пьяной проститутке на улице. Но тем не менее раскол в его душе слишком глубок, и он переступает черту, отделяющую его от прочих людей ради того, чтобы «сделать первый шаг» во имя «всеобщего счастья». Раскольников, возомнив себя сверхчеловеком, становится убийцей, как некогда стал убийцей и палачом сам этот город. Его великолепные дворцы стоят на телах людей, их предсмертные стоны и проклятия застыли в его изысканной архитектуре. На Сенатской площади были казнены декабристы, глашатаи и мученики свободы, подвиг которых увековечил Пушкин. Жажда власти, желание добиться великих целей любыми средствами приводят к трагедии. Раскольникову кажется невозможным сказать «новое слово» без преступления: «Тварь ли я дрожащая, или право имею?» Он жаждет сыграть главную роль в этом мире, то есть, по сути, встать на место Верховного Судьи — Бога. Непомерная гордыня вот-вот погасит в его сердце даже любовь к родным и близким: «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу?» Рушится и его вера во «всеобщее счастье»: «Я не хочу дожидаться всеобщего счастья. Я и сам хочу жить <...> Я ведь однажды живу…» Немецкий философ Гегель, современник событий Французской революции, писал о мятущихся, расколотых душах, стремящихся устроить рай на земле: «Биение сердца для блага человечества переходит в неистовство бездушного самомнения».
В поэме Пушкина «Медный всадник» Петербург предстает перед нами живой стихией, закованной в гранит повелению холодного и «разумного» расчета царя Петра. Сам он в поэме — всего лишь «медный всадник», памятник собственной гордыне, безжизненный истукан, тогда как природу, выступающую символом неистребимой жизни души человеческой, невозможно раз и навсегда укротить, загнать в произвольно установленные границы. Это — прекрасная метафора идейного содержания романа Достоевского. Холодная, мертвая идея не может дать ростки, если за нее заплачено ценой человеческой жизни, если брошен вызов Природе и Богу.
