Когда человек совершает тот или иной
нравственный поступок, то этим он еще не добродетелен;
он добродетелен лишь в том случае,
если этот способ поведения является
постоянной чертой его характера.Гегель
Я хочу вам рассказать о моих любимых книгах, которые близки мне нравственными проблемами, актуальными и по сей день.
В этом плане, по моему мнению, очень значительно творчество таких писателей, как В. Быков, В. Распутин, В. Астафьев, Ч. Айтматов, В. Дудинцев, В. Гроссман и другие.
Сюжеты повестей В. Быкова представляют собой какой-нибудь небольшой военный эпизод. Нравственная проблема же служит ключом, открывающим дверь в произведение. Так построены «Круглянский мост», «Обелиск», «Сотников», «Волчья стая» и некоторые другие произведения писателя. Особенно интересуют Быкова такие ситуации, в которых человек должен руководствоваться не прямым приказом, а своим нравственным компасом.
Учитель Мороз из повести «Обелиск» воспитывал в детях доброе, светлое, честное. И когда пришла война, его ученики устроили покушение на полицая. Детей арестовали. Немцы пообещали отпустить ребят, если явится укрывающийся у партизан учитель. С точки зрения здравого смысла являться Морозу в полицию было бесполезно: гитлеровцы все равно не пощадили бы подростков. Но с нравственной точки зрения человек (если он действительно человек!) должен подтвердить своим поступком то, чему он учил, в чем убеждал. Мороз не мог бы жить, если бы хоть один человек подумал, что он струсил, оставил детей в роковой момент. Учитель был казнен вместе с ребятами. Некоторыми его поступок был осужден как безрассудное самоубийство. После войны на обелиске на месте расстрела школьников его фамилии не оказалось! Но нашлись те, в чьих душах проросло то доброе семя, которое заронил Мороз своим подвигом. Они сумели добиться справедливости: имя учителя было дописано на обелиске вместе с именами ребят-героев.
В заключение своей повести Быков делает читателя свидетелем спора, в котором один из сегодняшних умников пренебрежительно говорит, что нет особого подвига за этим Морозом, так как он даже ни одного немца не убил. И в ответ на это один из тех, в ком жива благодарная память, резко говорит: «Он сделал больше, чем если бы убил сто. Он жизнь положил на плаху. Сам. Добровольно. Вы понимаете, какой это аргумент? И в чью пользу…». Этот аргумент как раз и относится к нравственному понятию: доказать всем, что твои убеждения сильнее грозящей смерти. Мороз переступил через естественную жажду выжить, уцелеть. С этого начинается героизм одного человека, столь необходимый для поднятия нравственного духа общества.
Другая нравственная проблема — вечное противоборство добра и зла — исследуется в романе В. Дудинцева «Белые одежды». Это произведение о трагедии, постигшей советскую генетику. Роман почти с документальной точностью рисует кампанию против ученых-генетиков.
В один из сельскохозяйственных вузов страны, попавший под подозрение, приезжает в конце августа 1948 года по поручению «народного академика» (причем прототипом Рядно является Лысенко) Федор Иванович Дежкин. Он должен «разгрести подпольное кубло», разоблачить вейсманистов-морганистов в институте. Но Дежкин, познакомившись с опытами ученого Стригалева по выращиванию нового сорта, делает выбор в его пользу. Это человек с бескорыстной преданностью науке, который отдает, а не берет, не думая своем будущем. Он тоже убежден в правоте своих научных взглядов, он стремится к истине, но это его стремление используют другие для достижения своих целей: его научная борьба с оппонентами становится политической борьбой с инакомыслящими, и он, честный, умный, добрый человек, мучается вопросом: что есть истина, если борьба за нее причиняет зло? Абстрактные нравственные категории приобретают пугающую конкретность. Однажды мальчик Федя уже попался на удочку абстракций: он сказал правду, и она стоила жизни хорошему человеку. Как сохранить чистыми белые одежды своей души в условиях, когда от «охоты за человеком», как говорит Леночка Блажко, спасает только вранье: система от него терпит сбои. И чтобы сделать правильный выбор, человек должен думать не только о себе, а о других. Если твой кодекс чести для тебя важнее, то окружающая действительность может сыграть с тобой злую шутку. Поборник гравды становится предателем, рассеянный ученый-ботаник может ненароком послать в лагерь несколько человек. Но настоящая истина не в том, чтобы приспособиться к системе и из лучших побуждений научиться лгать, сомневаться в ближайших друзьях и любимых, закрыть свое сердце на замок. Настоящая истина в том, что природу человека нельзя воспитать, как нельзя воспитать даже сорт картофеля. Природа человека не может коренным образом измениться, но чтобы временные изменения не превратились в мутацию, должны быть люди «в белых одеждах», чтобы на них видна была грязь, налипшая снаружи, и чтобы люди не поверили, что черный — это и есть их естественный цвет.
После ареста и ссылки Стригалев и его ученик Федор Иванович спасают наследство ученого — выведенный им сорт картофеля — от Рядно.
В эпоху культа Сталина в стране и культа Лысенко в сельскохозяйственой науке Дежкин, человек доброй воли, вынужден вести «двойную игру»: притворяясь верным «батьке» Рядно, он идет на подневольное, но героическое актерство, спасительное для истины. Страшно читать о том, что Дежкину приходилось жить в мирное время в собственной стране как партизану. Он похож на Штирлица с той только разницей, что он резидент добра и истинной науки… у себя на Родине!
Роман Дудинцева поднимает самые насущные вопросы: добро или правда? Можно ли разрешить себе врать и притворяться во имя добра? Не безнравственно ли вести двойную жизнь? Можно ли поступиться в какой-то ситуации принципами, не замарав белых одежд нравственного человека?
Писатель утверждает, что человек добра должен проститься с сентиментальностью. Он должен вырабатывать тактические принципы борьбы.
Проблемы столкновения добра и зла, равнодушия и гуманизма актуальны всегда, и, как мне кажется, чем сложнее нравственная ситуация, тем сильнее интерес к ней. Конечно, эти проблемы не могут быть решены ни одним произведением и даже всей литературой в целом -это личное дело каждого. Но, может быть, людям будет проще сделать его, когда они будут иметь ориентир.