«Широк человек, я бы сузил», — говорил Ф. М. Достоевский, для которого человеческая душа — это вместилище добродетелей и страстей, любви и ненависти, истины и лжи, настолько тонко переплетающихся друг с другом, что подчас не распознаешь их настоящее лицо, — была тем бездонным и неиссякаемым колодцем, из которого он черпал жизнь для своих произведений. Душа человека была для писателя своего рода образом всего мира, тем зеркалом, которое отражает всю сложность, противоречивость и многообразие человеческой жизни. Самым страшным для Достоевского в этой жизни, в которой постоянно борются добро и зло, была ее способность раздваиваться, раскалываться, подменять одно другим, выдавать видимое за реальное, мнимое за действительное.
Герой романа «Преступление и наказание» — Родион Раскольников, сама фамилия которого говорит о том, насколько он был подвержен этому искушению, — живет словно на границе сна и яви. Его не в меру чувствительная, тонкая, болезненная душа впитывает в себя ту гнетущую атмосферу уныния, безнадежности и отчаяния, которая его окружает. Нищета, грязь, пьянство, разврат, искалеченные человеческие судьбы — вот все, что видит Раскольников. Всем сердцем стремится он уйти из этого засасывающего болота. Его тянет то вниз, то вверх: погрязшая во мраке душа Раскольникова из чувства противоречия рвется к свету, к солнцу, сознание бессилия что-либо изменить в этой жизни побуждает его бросить ей дерзкий вызов, существование «на дне» жизни уносит мысли Раскольникова ввысь, чтобы с этих высот взирать на человечество. Он раскалывается, раздваивается, не может себя найти; он то воспаряет надо всем миром и ощущает себя солнцем, то погружается во мрак одиночества и ненависти, то размышляет о всечеловеческом счастье, то отгораживается от людей, презирая всех и каждого, окаменев в чудовищном самолюбии и гордыне. «Наполеоном хотел стать» и «хотел добра людям» — вот каковы мотивы преступления Раскольникова, во всяком случае, так он сам объясняет себе его причины. Но, к сожалению, Родион не до конца честен с собой, он поддается искушению самообмана, ибо даже самые возвышенные мысли порождены все той же гордыней, все ростки его теории произрастают из одного корня зла. Одно то, что он осмеливается разделить людей на «высших» и «низших», что он допускает возможность убийства даже во имя светлых идеалов, делает его моральным убийцей еще до самого преступления. Теория Раскольникова насквозь лжива, и поэтому она куда ужаснее, чем убийство за кусок хлеба; герой Достоевского сам признается в этом: «Если б только я зарезал из того, что голоден был, то я бы теперь счастлив был». Надуманность, непоследовательность, несостоятельность теории Раскольникова обнаруживается уже в ходе преступления, когда он убивает Лизавету, которую причислял ко второму, «высшему» разряду. Если он «преступает черту» ради таких, как Лиза- вета, то как объяснить ее убийство? К какому разряду отнести теперь сестру и мать? Раскольников боится такой постановки вопроса, который сам же и задал себе; он видит, что у него ничего не сходится: во имя своей же теории он должен отступиться от тех, кого любит, презирать тех, за кого страдает, и, наоборот, должен любить тех, кого ненавидит и считает «тварями дрожащими», ничтожествами. Он вновь ощущает раскол в душе, попадает в замкнутый круг, тупик, из которого нет иного выхода, как только повернуть обратно, отказаться от своей гордыни. Но он пока что не в силах побороть ненависть, которую испытывает ко всем без исключения. С отчаянием и злобой спрашивает он себя, почему же он так ненавидит мать и сестру, которых всегда так сильно любил? И не находит ответа…
Бездну, которая разделяет желаемое и реальное, слово и дело, мысль и поступок, эту расколотость жизни Достоевский подчеркивает на протяжении всего романа. Уже два его центральных образа — полный возвышенных мыслей, а по сути своей — низкий убийца Раскольников и продающая свое тело, но святая Сонечка Мармеладова — говорят о том, насколько важна была для писателя именно внутренняя правда, чистая совесть человека.
Достоевский показывает, что Раскольников обрел целостность, лишь раскаявшись, когда душа его восстала от духовной смерти и ощутила милосердие божье.
Древнекитайский философ JIao-Цзы, видя противоречивость человеческой жизни, говорил: «То, что сжимают, расширяется». Достоевский, который «сужает» человеческую душу, ставя ее в экстремальные ситуации, когда человек оказывается на краю пропасти, тем самым дает ей возможность через мытарства и страдания «расшириться», чтобы дать место Любви и Истине.
