Ф. М. Достоевский, как писатель, придавал большое значение занимательности повествования, был непревзойденным мастером острой, авантюрной фабулы, захватывающей читателя, держащей его в напряжении от первых до последних страниц романа. Никому прежде не удавалось соединить детективный сюжет с тончайшим психологизмом и глубиной философского смысла.
«Преступление и наказание» — роман о преступлении, но отнести его к «криминальному, детективному» жанру нельзя, его называют романом-исповедью, романом-трагедией, одним из величайших философско-психологических романов. В романе для читателя нет загадки в том, кто убийца, сюжет развивается вокруг другого: повествование построено так, что на всем его протяжении мы напряженно следим за каждым движением воспаленной мысли Раскольникова, за одинокими блужданиями его души, за лихорадочной сменой решений и противоречивых поступков.
Другие персонажи романа обрисованы таким образом, чтобы, не утрачивая большого самостоятельного значения, они, каждый по-своему, «разъясняли» ту драму, которая развертывается в сознании Раскольникова между помыслами и душой. «…Раскольников — единственный герой книги. Все остальные — проекции его души. Тут-то и находит объяснение феномен двойников. Каждый персонаж, вплоть до случайных прохожих, вплоть до забитой насмерть лошади из сна Раскольникова, отражает частичку его личности» (П. Вайль, А. Генис. «Страшный суд»). В «Преступлении и наказании» история главного героя тесно переплетается с двумя сюжетными линиями: историей семьи Мармеладовых и судьбой Дунечки и Пульхерии Александровны, а также связанными с ними историями Свидригайлова и Лужина. Эти две параллельно развивающиеся фабулы теснейшим образом связаны с Раскольниковым и его теорией.
Но не только композиционным центром является Раскольников. Трагические метания его духа вовлекают в свою орбиту всех действующих лиц, каждый по-своему пытается объяснить противоречия его личности, отгадать тайну его роковой раздвоенности. С ними он ведет страстный спор в своих внутренних монологах. «Каждое лицо входит… в его внутреннюю речь не как характер или тип, не как фабульное лицо его жизненного сюжета (сестра, жених сестры и т. п.), а как символ некоторой жизненной установки и идеологической позиции, как символ определенного жизненного решения тех самых идеологических вопросов, которые его мучают» (М. М. Бахтин). Разумихин, Свидригайлов, Лужин, Мармеладов, Соня, Порфирий Петрович становятся для Раскольникова как бы воплощенным разрешением его собственного вопроса, «разрешением, не согласным с тем, к которому пришел он сам, поэтому каждый задевает его за живое и получает твердую роль в его внутренней речи». Таким образом, Раскольников становится духовным и идейным центром романа.
Совершенство композиции «Преступления и наказания» не имеет себе равных у Ф. М. Достоевского. Состоящий из шести частей и эпилога роман, «построенный на искусной оркестровке напряжений, проходит через две кульминации, после которых наступает катарсис. Первая такая точка — преступление. Вторая — наказание» (П. Вайль, А. Генис. «Страшный суд»). Причем Достоевский пишет больше о наказании, чем преступлении Раскольникова: из шести частей описанию преступления посвящена лишь одна, все же остальные представляют собой своеобразный анализ психологического состояния личности, душевной жизни героя, мотивов его преступления. Но даже и не наказание, а «восстановление погибшего человека» более всего волнует Достоевского как художника и мыслителя, поэтому, сменяя друг друга, в романе звучат мотивы осуждения и защиты Раскольникова, нарастая к эпилогу, где намечен путь к возрождению героя и его постепенному обновлению, за которое необходимо «заплатить… великим, будущим подвигом». Вся поэтика романа подчиняется основной цели — воскресению, преображению героя. Особую роль в эпилоге играет пейзаж. Из мрачного, душного, давящего Петербурга действие переносится на берега широкой и пустынной реки: «С высокого берега открывалась широкая окрестность… Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди…»
В гармонии с миром и с самим собой изображен Раскольников в эпилоге, «он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим…». Отказ Раскольникова от бесчеловечной «недоконченной теории» и возвращение к вечным ценностям происходит только в эпилоге и подчеркивается многократно повторенным эпитетом: «бесконечное счастье», «бесконечные источники жизни», «бесконечно любит», «бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания». На страницах эпилога в третий раз в романе упоминается Евангелие и воскресение Лазаря (впервые — в разговоре с Порфирием Петровичем о статье Раскольникова, второй раз — когда Соня читает ему эту легенду, возвращая читателя к главной, глубинной мысли Достоевского — к его надежде на «восстановление падшего человека» через приобщение к христианскому идеалу «великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех… по Христову евангельскому закону».