Интерес к личности и судьбе В. Шукшина, широкое признание его книг и фильмов обусловлены тесной, кровной связью личной судьбы писателя и судеб его героев.
В его искусстве так причудливо переплелась жизнь самого художника и созданий его фантазии, что и не разобрать, кто там взывает к человечности — писатель Шукшин или персонаж рассказа.
Своеобразие творчества Шукшина, поразительное единство его художественного мира основаны прежде всего на неповторимой личности самого художника, выросшего на народной почве и сумевшего выразить целое направление духовной жизни народа.
Со времен Ломоносова русская деревня рождала много смекалистых, умных и деятельных, очень серьезно относящихся к жизни и искусству людей. Они прославили Землю Русскую, овладели высотами мировой науки и культуры, но навсегда оставались верными своей «малой родине». Известна целая плеяда писателей: В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, в судьбе которых соединилась духовная память народа и общечеловеческая культура.
Василий Шукшин начинал с рассказов о земляках, бесхитростных и безыскусных. Но уже в самом начале обнаружил новые воз- можности в изображении человека, сумел в частном увидеть общее. Сборник «Сельские жители» — начало. Не только творческого пути, но и большой темы — любви к родине, деревне.
Для Василия Шукшина деревня — это социальное, национальное и нравственное понятие, где сходится весь сложнейший комплекс человеческих отношений. И как это обычно бывает, желание сказать свое слово о людях, которые близки, выливается в размышления о своей народной жизни.
И в то время, когда некоторые критики упорно причисляли Шукшина к «деревенщикам», писатель задумывался не только о деревне и о городе — о России, о русском национальном характере.
Поговорить подробнее мне бы хотелось об одном небольшом рассказе «Срезал». Вообще Шукшин писал так, что вокруг каждого внешне непритязательного рассказа возникало «поле» критических и читательских раздумий и выводов. Давно известно утверждение, что талант невозможно свести ни к одной формуле, ни к системе формул. И может быть, не случайно, что с эволюцией творчества Шукшина критические разночтения только увеличиваются. Но вот что странно: при всевозможных противоречиях в оценке разных героев Шукшина критики прямо-таки единогласны в понимании Глеба Капустина. Или так уж прост, ясен этот Глеб Капустин? На первый взгляд — да.
Глеб Капустин — белобрысый мужик сорока лет, «начитанный и ехидный». Мужики специально водят его к разным приезжим знаменитостям, чтобы он их «срезал». Зачем это мужикам? Да вот получают же они какое-то удовольствие от того, что их деревенский, свой, может срезать любого приезжего, ученого!.. «Срезал» он и очередного «знатного» гостя, некоего кандидата наук Журавлева. Между ними состоялся разговор. И важно в нем то, что Глеб Капустин понимает Журавлева, а вот Глеб для кандидата — абсолютная загадка. Капустин понимает, что кандидату никак нельзя ударить лицом в грязь перед земляками. И тот будет упорствовать или многозначительно посмеиваться, когда речь пойдет о вопросах, которые он вроде и не обязан знать. Кандидату достается крепко…
Борьба шла на равных: кандидат посчитал Глеба дураком, Капустин же точно сумел схватить главное в Журавлеве — самонадеянность — и «срезал» его перед мужиками.
Капустин сам объяснил свою особенность: «Не задирайся выше ватерлинии… А то слишком много берут на себя…» И еще: «Можно сотни раз писать во всех статьях «народ», но знаний от этого не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней. Подготовленней, что ли. А то легко можно в дурачках очутиться».
Глеб не прост, как вообще неоднозначны герои Шукшина, но он жесток, а «жестокость никто, никогда, нигде не любил еще», замечает автор, хотя некоторые суждения Глеба небезосновательны.
В этом небольшом анализе я вовсе не Глеба хотела оправдать, а показать, что кандидат Журавлев оказывается все-таки не на высо- те. И мне показалось это очевидным, заложенным в тексте. Стал бы истинный интеллигент откровенно и снисходительно посмеива. ться над Глебом, а потом довольно грубо «тыкать» ему?
Шукшин знал цену подлинной интеллигентности и высказался на этот счет весомо и точно: «Начнем с того, что явление это — интеллигентный человек — редкое. Это — неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется — для созвучия — «подпеть» могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса: «Что есть правда?», гордость… И — сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное. Если все это в одном человеке — он интеллигент. Но и это не все. Интеллигент знает, что интеллигентность — не самоцель».
Уже в самом начале творческого пути, в статье «Как я понимаю рассказ», Шукшин определенно заявил, что «без искренней, тревожной думы о человеке, о добре, о зле, о красоте» нет и писателя.
Лев Толстой говорил: «Главная цель искусства, если есть искусство и есть у него цель, та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека…»
Движущими силами в произведениях Шукшина являются не внешние события, сюжет у него только повод, чтобы начать разговор. Потом повод «исчезает», и «начинает говорить душа, мудрость», ум, чувство… Все чаще герои Шукшина задумываются над основами бытия, все чаще обращаются к так называемым «вечным вопросам».
Тревожные раздумья о смысле жизни окрашивались у Шукшина в разные тона, «неразрешимые» вопросы задавались с разной степенью напряженности: в них можно обнаружить трагическую безысходность и светлую печаль, крик души «на пределе» и скорбные думы о конечности бытия, печальные мысли о сиюминутности человеческой жизни, в которой так мало места было доброте.
И остаются с нами слова В. Шукшина: «Нам бы немножко добрее быть… Мы один раз, уж так случилось, живем на земле».
С этим жил, в это верил, это проповедовал Василий Шукшин. С этим и будем жить!